Евгения Викторова - Менестрель [СИ]

-- Ты меня еще в этом обвини! -- фыркнул я. А тем временем мы уже подошли к обезображенным культистам. -- Хотя, я не удивлюсь, если люди наткнулись на кого-нибудь из наших отшельников. Хм, -- я взвесил в руке серебряную подвеску в виде полумесяца. -- Кто-нибудь знает, где они сейчас обитают?

По записям из дневника "инфантильного дурака"

Этот сон... сначала не было видно ничего. Только острая боль, пронзающая грудь. Тело словно огнем объято. И тьма. Глубокая, беспросветная, поглощающая и вид, и звуки. Но потом. Меня как будто оттянули назад, позволяя увидеть, что эта тьма - огромная, рваная дыра.

-- Магические раны воздействуют и на сознание, Морев, -- Адриан в белоснежных одеждах стоял передо мной.

-- Мастер?

-- Нет, но близкие образы лучше передают информацию, а меня ты почти не запоминаешь, -- голос его странным образом искажался, словно одновременно с ним говорила женщина. -- Это, -- Мастер указал рукой на огромную бездну, -- прямо сейчас пожирает тебя изнутри. Помнишь того анимага на площади? -- я молча кивнул, пересиливая боль. -- Его чары разрушают твое тело. Каждое заклинание, проходящее через тебя, дает силу его чарам. Их можно разрушить. Думаю, Мастер достаточно силен для этого. Но мы-то оба знаем, что ты не повернешь назад, да, Морев? А когда решишься...

На этом месте сон оборвался. Не знаю, что двигало мною, но я мгновенно вскочил с нагретого места и начал искать хоть что-то близкое к зеркалу. В небольшой комнатке на стене весело большое серебряное блюдо. Подойдет. Я скинул пропахшую потом рубашку и стал вглядываться в искаженное отражение. Вроде, ничего нет. Значит... просто сон? Кончики пальцев засветились, концентрируя энергию... Я согнулся пополам от резкой боли в груди. Перед глазами замельтешили цветные пятна. Дотронувшись до места, где, казалось, болело сильнее, я поднес ладонь к глазам. По моим пальцам стекала густая фиолетовая кровь. А в зеркале было видно, как по груди расползлось пока небольшое черное пятно. Похоже, с магией пока придется завязать. Что бы ни сделал тот анимаг, это и близко не временная блокировка сил. Адриан мог бы избавить меня от этого, но... Мы зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад. Надо чем-то перевязать это. Я бросил взгляд на не так давно ярко-красную ленту, которая сейчас почернела и затвердела от высохшей крови и валялась рядом со сломанной лютней на полу. Кстати... а где это я?

Натянув на себя грязную рубаху, я осторожно открыл грубо сколоченную дверь и выглянул. Простой крестьянский дом. Света нигде не было, стояла тишина, только из дальней комнаты доносились тихие разговоры. Силясь не шуметь и не привлекать лишнего внимания, по скрипучим доскам я крался в сторону той самой комнаты. Это была крошечная кухня с огромной, нелепой печью, занимавшей добрую ее половину. По бревенчатым стенам развешаны резные шкафчики, а у окна на правой стене стоял громоздкий стол, накрытый белоснежной скатертью. За столом сидела усталая женщина, на руках и шее которой время оставило свои неизгладимые следы, в простеньком белом платье в крупный черный горох. Ее пшеничные волосы были собраны в тугой пучок на затылке, в руках она держала красивый хрустальный бокал с красной жидкостью. Сбоку от нее, спиной ко мне сидел широкоплечий мужчина с огненными, короткими волосами. Я не видел его лица, но готов поклясться, что он был обладателем густой бороды. Своей огромной рукой он гладил женщину по спине и говорил что-то о том, что скоро все будет хорошо. Отчего-то мне вспомнился запах гари, в горле запершило, как от дыма.

-- И долго ты собираешься там стоять, нелюдь ушастая? -- прозвучал грубый мужской голос, и его обладатель повернулся ко мне боком. Как и ожидалось, мужчина был бородат.

-- Простите?

-- Проходи, говорю. Голодный? -- спросил он, поднимаясь со стула.

Немного помявшись на пороге, я кивнул. Мужчина указал рукой на стул, на котором только что сидел сам, и подошел к печи, откуда вскоре выудил большую кастрюлю. Буквально через минуту передо мной на стол поставили расписную чашку с ароматной мясной похлебкой. Сам же хозяин дома сел напротив.

-- И откуда ж вы только нарисовались? -- вздохнул он. -- Да не отвечай ты! Ешь сиди. Тебе, может, еще налить? -- спросил он, обращаясь, судя по всему, к жене. -- Совсем бледная сидишь.

-- Они вернутся, Дан, -- прошептала она, ставя бокал на стол.

-- Да кто там вернется? Всех перебили, вон, на границе умники валяются. Сжечь бы их надо, по-хорошему, чтоб зараза не расползлась по деревне. Но не сейчас. Утром. Мелкий спит? -- Дан откупорил бутыль из темного стекла.

-- Спит. Поскорее бы забыл об этой ночи, -- дождавшись, пока муж вновь наполнит бокал, женщина взяла его в руки и поднесла к губам.

-- Камелия, что же ты так? Надо было сразу тревогу поднять, а ты... понеслась с метлой на этих полоумных. А если б не подоспели вовремя? О сыне бы хоть подумала, -- он оперся спиной на стенку печи.

-- Дан, они за мной пришли. И снова придут. Сам же знаешь, что эти культисты всех, кто того отшельника знал, изводят. За "власть" свою трясутся, -- ее руки слегка подрагивали. -- Эй! Что это у тебя? Кровь? - она наклонилась ко мне, разглядывая расползающееся по рубахе темное пятно. -- Дан, достань спирт и ткань чистую. А ты доедай и шуруй на лавку -- перевязывать тебя будем. И когда только успел?!

Я даже и не заметил, как кровь пропитала грубую ткань. Камелия поднялась со стула и направилась прочь с кухоньки, попутно жестом указав мне следовать за ней. Войдя в ту комнатушку, в которой я очнулся, она зажгла свечу и стала копошиться в комоде у окна, что располагалось напротив широкой лавки. Отчего-то мне стало ужасно неловко. Конечно, я привык, что обо мне постоянно заботятся. Вокруг всегда толпа прислуги, готовая исполнить любую прихоть. И я всегда воспринимал это, как должное. А сейчас... я стоял в проходе, переминаясь с ноги на ногу и старался даже дышать потише. Уж не знаю, заплатили ли Конрад с Лисом этим людям, или они приютили нас по доброте душевной. Надо бы как-нибудь отблагодарить их. А тем временем, пока я размышлял над состоянием, для меня несвойственным, Камелия достала какие-то баночки и коробочки и сложила их на лавке. Со спины меня легонько толкнули, призывая продвинуться в глубь комнаты. Обойдя меня, Дан передал жене моток ткани и прозрачную бутыль, после чего встал рядом с комодом.

-- Снимай эту тряпку, -- сказала Камелия, заворачивая в кусочек ткани какие-то травы и укладывая этот импровизированный мешочек в наполненный водой ковш. -- Не понимаю, как, имея при себе такие ценности, ты можешь ходить в этом убожестве. Я бы даже полы этим мыть не стала! Ну? Чего застыл? -- бросила она, повернувшись ко мне лицом и уперев руки в бока. -- Снимай, говорю!

Осторожно глянув на Дана, демонстративно отвернувшегося к окну, я стянул с себя рубаху и небрежно швырнул ее к сломанной лютне. Похоже, Конрад все же заплатил им. По глупости своей, я не взял с собой и медной монеты, в то время, как он, видимо, успел прихватить с моего стола кошель с деньгами на карманные расходы. Золото в Камайне - вещь дорогая. Чтобы его поменьше тратить на изготовление денег, монеты частично делаются из янтаря, а само золото, как бы это сказать, разбавляется другими, более дешевыми металлами. Для Камайна это своеобразный способ сэкономить, но, похоже, в этом регионе Внешнего мира янтарь - немалая роскошь. Ан нет! Эти сволочи кольцо мое отдали! Что ж, пусть так.