Ольга Валентеева - С профессором шутки плохи

– Аль! – узнала меня. – Зачем подкрадываешься? Напугал.

– Ты меня не заметила, – разглядывал покрасневшее лицо и заплаканные глаза. – Что случилось?

– Ничего, – Милли резко отвернулась. – Тоска по дому замучила.

– Не лги.

Я не собирался давить на нее, выпытывать. Просто хотел помочь. Но сложно что-то говорить, не зная, в чем проблема.

– Ты был прав, – Милли избегала смотреть в глаза. – Это мои студенты создали пауков, чтобы второкурсников наказали. Они даже скрывать не стали.

– А зачем скрывать очевидное? Я же говорил, что это они. Ты не поверила.

– Дура была, – снова всхлипнула Милли. – Вот скажи, почему так? Ты ведь даже не профессор, а студенты к тебе тянутся. А я из кожи вон лезу, а результата ноль.

На такое заявление впору было обидеться. Или напомнить, что диплом у меня все-таки есть, пусть и подаренный Верховным жрецом. Но Милли плакала, и я не хотел огорчать ее еще больше.

– Я тебе уже говорил – мы тоже не сразу поладили, – сказал вместо этого. – У моих ребят характеры не сахар. И у меня. Но они воспринимают меня скорее как друга, чем как профессора. Я знаю их тайны. Кто в кого влюблен, кто о чем думает. Они мне доверяют. А твои ребята никому не верят. Пока это не изменится, у тебя ничего не выйдет.

– Подумать только. Ты учишь меня, как стать хорошим преподавателем, – Милли вытерла слезы. – Видно, я совсем никчемная. Аль, ответишь на один вопрос?

– Смотря какой, – сказал, глядя в небо, на котором неожиданно замерцали звезды. Значит, будет ясно.

– Почему ты сбежал из дома?

Вопрос оказался неожиданным. В первые секунды я даже не знал, что сказать. Какая связь между моим побегом и проблемами со студентами? Но Милли ждала. Она выжидающе смотрела на меня, поэтому пришлось ответить:

– Поссорился с родителями. Решил, что лишний там. Вот и сбежал.

– Жалеешь?

– Нет.

Не жалел. И не собирался. Да, моя жизнь никогда не была мирной и спокойной, но я доволен ею. И не согласился бы променять свою судьбу на мирный домашний быт.

– А я думала, ты ушел из-за меня.

Похоже, вечер откровений продолжается. Но почему-то слова Милли заставили меня забыть о небе и повернуться к ней.

– Я очень хорошо помню тот вечер, – продолжала Милия. – Когда мы виделись в последний раз. У меня жутко болела голова. Матушка хотела, чтобы я осталась дома. А я рвалась к вам. Хотела увидеть тебя.

Я слушал, боясь пошевелиться, спугнуть наваждение. И тоже вспоминал. Музыку, множество гостей. Матушку, суетившуюся вокруг нас с Эленой, чтобы мы выглядели достойно. Отца, спокойного и серьезного. И ожидание чуда. Никогда в жизни я так не влюблялся, как тогда, в первый раз. Это было как безумие. Стоило увидеть Милли – и ноги становились ватными, а сердце билось так, что тяжело было говорить. Тот бал не был исключением.

– На тебе было светло-голубое платье, – заговорил неожиданно для себя. – Очень красивое. И такая же лента в прическе. Я ходил кругами, думая, как же пригласить тебя на танец. А ты танцевала то с одним, то с другим.

– Но ты решился. А я думала, опять не подойдешь. Будешь наблюдать украдкой, как всегда.

– Ты заметила?

– Сложно было не заметить, Аль, – Милли слегка сжала мою руку. Ее пальцы были холодными, как лед. – Ты мне нравился. И если бы не Элена…

– Если бы не Элена, – кивнул я.

– Я очень долго тебя ненавидела, Аланел эр Дагеор. Много-много лет.

Я не понимал. Но слушал, боясь упустить хоть слово.

– Винила себя, – продолжала Милли. – Что это из-за меня ты сбежал. Возможно, погиб. Потом винила тебя. Что признался в любви – и исчез. Потом нас обоих. Все так глупо получилось, да?

Кивнул. Действительно, получилось глупо. У меня по-другому не бывает. Сначала делаю, потом думаю. Даже в академии это не изменилось. Сколько раз наступал на одни и те же грабли. Вот и с Милли – сижу, молчу. Почему?

– А потом я полюбила другого, – сказала она. – Он был похож на тебя. Так, немного. Мне показалось, этого достаточно, чтобы влюбиться. Мы собирались пожениться. Но когда до свадьбы осталось совсем чуть-чуть, я вдруг поняла, что не могу. Сломать жизнь ему, себе. Да и он почувствовал, что между нами все не так. Мы рассорились, расстались. Долго ходили сплетни. Мне ведь уже за двадцать. Сам знаешь, люди злы. Я успокоилась. Родители, конечно, настаивали на браке. Было много скандалов. А потом узнала, что ты жив, здоров, преподавал в академии. И вот-вот приедешь домой. Я испугалась. Что снова увижу тебя. И уехала, решив, что ты сюда никогда не вернешься. Мне хотелось увидеть место, где ты был. Понять, значишь ли ты хоть что-нибудь для меня. Приехала – и стало легко. В сердце – ничего, пустота. Я даже обрадовалась. А потом ты вернулся. И что мне теперь делать? Куда бежать? Домой нельзя. Так куда, Аль?

Я не знал, что ей сказать. В голове все переворачивалось с ног на голову. Словно кто-то ломал старые стены, защищавшие разум от прошлого. Хотелось встать и уйти. Еще больше – остаться. Я не желал возвращать прошлое. В моей жизни не было места для Милии. Были ребята, академия, Кроун и Гаденыш с их заговорами, Верховный жрец с его мутным планом. Но я продолжал сидеть рядом с Милли, держать ее за руку и слушать, как осужденный слушает свой приговор.

– Молчишь? – Милли вытерла слезы и улыбнулась. – Неудивительно. Для тебя это была детская влюбленность, а меня угораздило полюбить всерьез. Ты не думай, я не собираюсь вешаться тебе на шею. Все останется, как было. Просто несправедливо, что я борюсь с этим одна.

– Я любил тебя.

– Что? – Милли чуть повернула голову.

– Говорю, что любил тебя тогда. Поэтому и сбежал, – слова давались с трудом. – Потому что Элена меня опозорила перед тобой, и я думал, что ты и заговорить со мной никогда не захочешь. Так глупо! Но мне было семнадцать. Я не знал жизни. Был только мирок, в котором мы вращались. Родители, сестра, ты. Ничего больше. Я ни о чем не жалею, Милли. Ни о том, что стал комедиантом. Ни о том, что вдруг превратился в профессора. Прошлое прошло. Мне жаль только, что между нами так ничего и не получилось. Я никого больше не любил. Да, были привязанности. Были подруги. Я старался влюбиться. И ничего. В сердце пусто. Это страшно. А еще страшнее – снова любить без взаимности. Поэтому я предпочитаю пустоту. Прости.

Поднялся и пошел в сторону общежития. И зачем я вообще с ней заговорил? Нагородил чепухи. Запутал и себя, и ее. Все закончилось. Меня прежнего нет. И ее прежней – тоже. Мы взрослые люди. У нас разные судьбы. Я не хочу ломать ее жизнь. Как сломал ее Мие. Лучше пусть считает меня сволочью. Но почему тогда так больно-то, а?

Стало тяжело дышать.

– Ты трус, Дагеор, – услышал в спину.

– Да, – ответил, не оборачиваясь.

Я действительно трус. Который не способен навести порядок в своей жизни. В чьей угодно – только не в своей.