Рэйда Линн - Волчье время

Но Ирем недооценил дан-Энрикса. Он по привычке относился к нему как к тому мальчишке, который был его оруженосцем. Тот дан-Энрикс в самом деле притворился бы непонимающим. А может, начал бы оправдываться. Этот — спокойно выдержал взгляд рыцаря.

— Я думал, что это и так понятно, — негромко сказал он.

Лорд Ирем скрестил руки на груди.

— Ты полагаешь, я нуждаюсь в твоих одолжениях, чтобы поддерживать свой авторитет?.. Я что-то не припоминаю, чтобы я когда-нибудь просил тебя о подобных услугах. А навязываться людям со своей помощью, когда они об этом не просили — крайне дурной тон. Когда надумаешь в следующий раз сделать для меня нечто подобное — попробуй для начала выяснить, что я об этом думаю.

В лице дан-Энрикса не дрогнул ни единый мускул.

— А почему ты так уверен, что я сделал это для тебя?

— А для кого?

— Для них, — сказал дан-Энрикс, мотнув головой в сторону лестницы, ведущей на жилой этаж. — Им было важно, чтобы ты победил. Уж я-то знаю. Потому что мне бы тоже было важно.

Раздражение Ирема куда-то схлынуло. Он тяжело вздохнул.

— В этом-то и беда. Ты видел эту… Сейлес? Видел, как она на меня смотрела?.. Альды Всеблагие! Я надеялся, что она хоть немного поостынет, когда обнаружит, что я тоже могу проиграть. А ты мне все испортил! Надо было наплевать на справедливость и отослать ее домой. — Рыцарь ожесточенно потер лоб. — А теперь, видимо, придется принять ее в гвардию. Она ведь превосходит большинство наших кандидатов, если отказать, то скажут, что отбор был предвзятым. И будут правы… Но, положим, она станет рыцарем. А дальше что? Куда ее девать? Не мне тебе рассказывать — смысл существования орденских эмиссаров в том, что они представляют власть Валларикса. Их должны слушаться беспрекословно. Но большинству мужчин амбиции не позволят беспрекословно подчиняться женщине. Значит, Ландор должна будет добиться этого своими силами. Честно сказать, я не хотел бы быть на ее месте. Это все равно, что выбросить человека из лодки на середине реки — хочешь плыви, хочешь тони, дело твое…

Дан-Энрикс на мгновение задумался.

— Можно послать ее в Гверр, к Лейде Гефэйр. Или в Бейн-Арилль, к Галатее Ресс. Уж там-то никто не посмеет смотреть на нее косо. В конце концов, можно назначить Сейлес в личную охрану королевы. Очень удобно: она сможет постоянно находиться рядом с королевой, и никто даже не заикнется насчет нарушения приличий.

Лорд Ирем сразу оценил все преимущества предложенного Криксом плана, и невольно подосадовал, что не додумался до подобного решения самостоятельно. В отличие от Валларикса, не придававшего никакого значения тому, кто охраняет его жену, сэр Ирем полагал, что люди — всегда просто люди. Если рядом с королевой постоянно будут находиться одни и те же рыцари, она может рано или поздно незаметно для себя увлечься кем-нибудь из них. Поэтому охрана королевы состояла из постоянно сменяющих друг друга гвардейцев, и все они получали самые точные инструкции относительно того, как следует себя вести. Сейлес — совсем другое дело. Она могла бы стать личным телохранителем королевы и, возможно, несменяемым главой ее охраны — разумеется, после соответствующей подготовки.

— Стража королевы — это очень интересно, — сказал Ирем вслух. — Чему ты улыбаешься?..

— Да так.

— А все-таки?

Меченый откровенно рассмеялся.

— Ты только что сетовал, что ты не представляешь, как бы от нее избавиться, однако сходу отмел варианты с Гверром и Бейн-Ариллем, и собираешься отправить ее во дворец, где будешь сталкиваться с этой Сейлес каждый день.

Лорд Ирем усмехнулся.

— Каждому из нас приходится идти на жертвы. В интересах трона и Династии.

— Ну разумеется.

Олрис всегда считал, что Руденбрук должен быть замком вроде Марахэна, но на деле оказалось, что он больше похож на небольшой, хорошо укрепленный город, окруженный фермами и деревнями. В этом городе кипела жизнь — даже такой неопытный человек, как Олрис, сразу понял, что здесь шла подготовка к весеннему наступлению на Марахэн. Обитатели Руденбрука были слишком заняты, чтобы обращать внимание на привезенного Атрейном гвинна. Может быть, они бы проявили к нему больше интереса, если бы узнали, что он был оруженосцем Дакриса, но Олрис с Ингритт сговорились умолчать об этом обстоятельстве и выдать его за обычного конюшенного мальчика — благо большую часть сознательной жизни он действительно ходил в лошадьми. В результате Олрис оказался на конюшнях лорда Уриенса, и все пересуды, вызванные его появлением, довольно быстро стихли. Его просто перестали замечать. Когда он появлялся на огромной кухне Уриенса, где в любое время суток торчали солдаты Истинного короля, то ему без вопросов наливали миску супа, поручений, подзатыльников и окриков он получал не больше и не меньше, чем подростки-айзелвиты, постоянно ошивавшиеся на конюшнях, а в остальном ему позволили устраиваться так, как он считает нужным.

Олрис поселился с парнем, которого звали Янос. Они вместе ночевали в пустом стойле, на охапке сена, поверх которой валялись старые попоны. Эта постель выглядела довольно жалко, зато спать на ней было удобно и тепло. По ночам, завернувшись в плащ и вдыхая запах лошадей, сухой травы и старой кожи, Олрис вспоминал о Марахэне — не о Дакрисе и остальных гвардейцах, а о крепости, в которой он вырос. В последние годы в Марахэне он почти не вспоминал о своей матери, но теперь думал о ней почти каждую ночь. По утрам Олрис стыдился этих мыслей. Ладно бы он тревожился из-за того, что теперь будет с матерью и не захочет ли Рыжебородый сорвать на ней злость на Ингритт — в этом не было би ничего особенного, но он просто сожалел о том, что не успел проститься с ней перед побегом и не может ее увидеть. Это было унизительно. Мужчина может беспокоиться за своих близких, но уж точно не скучать, как маленький, и не предаваться жалости к себе. Все это только подтверждало то, что Олрис понял еще на Драконьем острове: воина и мужчины из него не выйдет. Он имел возможность оказаться в королевской гвардии, а вместо этого вернулся к тому, с чего начал — к чистке лошадей и выгребанию навоза. Ни на что другое он, по-видимому, не годен.

В ту ночь, когда Меченый вернулся в Руденбрук, Олрис лежал рядом со спящим Яносом и думал обо всем подряд — о Ролане, Драконьем острове и своей матери, о войске Истинного короля и, наконец, о том, что сейчас должна делать Ингритт. Может, она ужинает в общем зале или спит, но вероятнее всего — до сих пор помогает в госпитале надменному, прямому, как сухая палка, старику, которого здесь звали Алинардом.

Внезапно дверца денника открылась, и Олрис зажмурился от света фонаря, который с непривычки показался ему ослепительным. Невыспавшийся Янос заворочался и застонал, пытаясь прикрыть глаза рукой. Приподнявшись на локте, Олрис увидел молодого айзелвита в куртке из вареной кожи.