Николай Трой - Ночной Охотник

Свистнуло! В грудь ударило. Я ощутил, как мою плоть рвет на части, разрывает с хрустом, ломая кости, словно туда угодила граната!

Меня швырнуло на стену, но удара не ощутил. Все тело наполнил странный холод. Вязкий, противный, как боль. Так ощущается онемевшая конечность, только при смерти в десятки раз хуже.

Последнее, что увидел — избитое лицо Сирены. Ее рот был распахнут в крике. А слова, казалось, повисли в воздухе, словно время остановилось:

— Кольцо! Найди ко…

Я нырнул, будто в вязкое жирное болото. Черное и наполненное болью.

Кто говорил, что умирать легко? Ложь! Наглая ложь…

1

…Украшенный самоцветами кубок, наполненный изысканным и неприлично дорогим вином, был забыт. Что вино, когда вот-вот станут доступны куда более ценные сокровища!

Молодой хозяин застыл на пороге хижины управляющего. Его спина гордо выпрямлена, поза говорит о безграничном терпении, но все это легко забывается, стоит лишь увидеть его глаза. Их взгляд бешеный, жаркий, дьявольски жадный! Кипящая на дне желтоватых глаз страсть способна убивать. Обладатель такого взгляда опасен, смертельно опасен. Он не только пожертвует собой ради достижения своей цели, но и с легкостью зажжет мир, если понадобится.

Внизу, прямо за порогом хижины, что одновременно и смотровая площадка, кипит работа. Воздух наполнен сухой желтой пылью, наполнен запахами пота, звенит от ударов лопат и мотыг.

Молодой мужчина пристально следит за тем, как рабы копают. Копают без остановки уже третьи сутки! Ему плевать, что некоторые уже лежат, забитые плетьми до смерти. Раздувшиеся на жаре, облепленные мухами трупы не успевают оттаскивать.

Надсмотрщики повидали всякое, привыкли быть палачами, но сейчас даже они, безжалостные убийцы и конченые ублюдки, украдкой бросают взгляды на смотровую площадку на краю здоровенного кратера. Не спятил ли хозяин? Охотники за головами не успевают подвозить рабов! Скоро их тут вовсе не останется, дохнут от такой каторги, как мухи! Потом кому копать?!

Но все продолжают работать. Изможденные рабы взмахивают кирками и лопатами, вкладывая в удары последние силы. Надсмотрщики, зная, что сами могут занять место каторжан, вновь и вновь вскидывают плети.

Воздух тяжел, наполнен соленым и затхлым привкусом смерти. Работа движется, ибо здесь каждый знает, что молодой хозяин не иначе как сам дьявол, подземный бог или армия демонов в одном лице! Это не живое существо, а — лютый пламень, заключенный в ледяную плоть!

Вроде бы молодой парень, но иссеченное морщинами лицо и рано поседевшие волосы сообщают, что путь его был тяжелым, а жертвы многочисленными. При одном взгляде в его желтые глаза понимаешь, что в ожесточенном сердце мужчины больше не осталось чувств, кроме жажды убийства.

Он богат не по годам, даже сказочно богат. Но титулом не хвастает, хвоста вельмож за ним нет, а все золото уходит на раскопки.

Кто он таков? Зачем все это?

Однажды самые отчаянные надсмотрщики и охотники за головами попытались его подкараулить в темном углу, но «молодой» хозяин разбросал толпу из пятнадцати (!) тренированных бойцов, как глупых котят! Десяток зверски убил, изрубив в капусту, а пятерым оставил жизнь. Не из благородства, а по лени, как сам признался. Пусть выжившие калеки всем расскажут, что хозяин в силах вырезать целый город. Пусть говорят что угодно, хоть, что пьет кровь младенцев, лишь бы боялись пуще огня, работали истово, да с новыми покушениями не лезли…

Зверь! Сущий дьявол! Откуда он взялся такой?

Ответ не знал никто.

Хозяин всегда в броне и при оружии. Вроде бы и человек, но что-то есть в его движениях такое, будто под панцирем скрывает крылья. Да и прическа странная, ушей не видно.

Многое про него судачили, правда, до поры до времени. Будто бы, что и вправду не человек, а Ночной охотник, но… Когда работать стали не просто на износ, а люто, без продыху, сплетни исчезли. Не до разговоров, дух бы перевести…

Кратер раскопок углубился почти на пол-лиги! Дважды вспыхивали восстания: чего копаем, дурень богатый?! Ничего, кроме земли и окаменелого дерьма наверх не доставили!

Но каждый раз бунты усмирялись жуткой кровью. Святоши людей так еретиков не мучают, как хозяин бунтовщиков. И наутро работа вновь кипела.

Но две луны назад один из рабов сломал кирку, наткнувшись на странный камень. Трижды со всей силы бил киркой по нему, а на нем ни царапины!

Так рабы впервые увидали храм Древних.

К сегодняшнему закату они откроют вход в крипту. Уже сейчас видны странные колоны необычной формы, их девять, и все… парят в воздухе! Как их выкопали, так и парят! Ни на палец не опускаются!

Да, сегодня к вечеру рабы откроют вход в крипту. И тогда…

Молодой хозяин сжал пальцы на эфесе меча с такой силой, что затрещала кожа. В его глазах жидким огнем пылала страсть. Такая жаркая, что причиняла лютую боль своему носителю. Жгла сильнее тысячи солнц! Именно она не давала ему сдохнуть раньше срока, не позволяла погибнуть на поле брани, протягивала ему руку помощи, вытаскивая из самых жутких недр демонического мира.

И сейчас его страсть, как хроническая болезнь, обострилась до предела! Он на пороге! Вот-вот, вот-вот… да что же вы медлите, тупые животные?! Твари, которые умеют лишь служить и поклоняться, что не в состоянии защитить семьи, ибо не мужчины вовсе, а тряпки! Быстрее, животные! Быстрее!!! Хоть сам бери лопату!

Хозяин скривился от жуткой боли, со стоном ударил кулаком по правой стороне груди, от удара о панцирь загудело. Там, под броней и одеждой, вновь заныл печальной, тянущей болью старый шрам от метко пущенной стрелы.

Этот шрам — проклятье и благо! Вечная метка, от которой кровь становится ядовитой, убивая своего хозяина. Но она же давала ему настолько лютую силу, идущую от веры и ненависти, что боги отступают.

— А-а-а-а-а!!!

Удар! Сверкающая вспышка! Крик боли и шипение, будто жир выкипает из еще живого тела!

Хозяин срывается с места и мчится к раскопкам.

Там пылает страшный костер из людей. Все, и рабы, и надсмотрщики, все заживо сгорают в странном, будто призрачном пламени! Один из рабов тронул скрытую пружину ловушки? Древнее проклятье? Гнев богов? Плевать!

Когда молодой мужчина добирается до дна кратера, живых уже нет, но пламя еще горит. Сквозь него хорошо виден наполовину открытый вход в крипту Древних.

Не страшась, — ему вообще плевать на боль, он сам — боль! — мужчина рассеяно расстегивает ремешки, сбрасывает панцирь. Берется за лопату и продолжает работу в одиночество. Он не обращает внимания на обугленные скелеты вокруг, он идет к своей цели.

Пламя вокруг не утихает. Его волосы быстро обгорают, обнажая необычные уши с острыми концами. Затем пеплом попадает одежда. Тогда, ничем не сдерживаемые, распрямляются огромные крылья: кожа и тугие, как листы брони, жесткие перья.