Евгений Демидюк - Шесть миров. Прелюдия.

Часто, мы бы и хотели все сказать - как есть, но, по различным причинам, не делаем этого, маскируя свои мысли общими, может и хорошими, но, в общем-то, ничего не значащими словами...

Так, незаметно, под тихие шорохи уже упавших листьев и мерное мельтешение падающих, я заснул, проваливаясь в еще более глубокий слой сна. И этот мой 'сон во сне' принадлежал ей, но не конкретно кому-то, а, именно - ей. Как объяснить это чувство и состояние - я даже не знаю...

Я чувствую себя супер галантным кавалером. Я, наконец-то, смог уговорить ее сходить в ресторан. Этот ресторан, почему-то, оказался на Елисейских Полях в Париже. Сон - есть сон... Небольшой уютный зал, несколько свободных столиков. За один из них, мы и присаживаемся. Тихо играет скрипка. Подходит официант, и мы заказываем по бокалу шампанского и фирменный салатик. Шампанское - имени той самой вдовы, которая, став вдовой, сумела продолжить семейное дело, да так, что прославилась на весь мир. Как не странно, заказ я делаю по-французски.

Она сидит и думает о чем-то своем. На ее лице играет милая улыбка. Ей хорошо, а это - самое главное... Мы не разговариваем, сидим молча и наслаждаемся мгновением. Иногда, наши глаза встречаются, и она улыбается немножко шире. В ее глазах пробегают веселые чертики. Наконец, шампанское выпито, салатик съеден, - и нам приходиться уходить...

Но сон не заканчивается. Прогулка по Парижу продолжается. Мы идем к Эйфелевой башне. Сворачиваем к набережной Сены на каштановую аллею. Здесь тише и более умиротворенно. Не помню, сколько это занимает времени в реальности, но во сне - мы, почти сразу, выходим на мост перед Эйфелевой башей. На нем очень много туристов и продавцов сувениров. У одного из них, она выбирает себе брелок с видом-миниатюрой Нотр-Дам. Купив билетики до самого верха, садимся в лифт и едем именно туда, минуя первую и вторую площадку. Во сне, мы доезжаем сразу до верха, хотя в реальности - нужно делать пересадку на втором уровне, с одного лифта в другой.

Вот мы и наверху. Далеко внизу, под нами лежит Париж. Она берет меня под руку, и мы медленно обходим площадку. Вечный город любви - как на ладони. В голове кружится много красивых слов, но сказать я их не решаюсь, чтобы, не дай Бог, не испортить ее хорошее настроение. Ветер треплет её волосы. Она смотрит на город, и на ее губах витает улыбка Джоконды. Она красива, как никогда...

Уже стало темнеть. Мы снова, оказались рядом с набережной Сены, на каштановой аллее. Где-то в глубине, слышалась чарующая музыка. Не сговариваясь, мы двинулись к ней. На траве, под огромным каштаном, сидел молодой француз и слушал свой магнитофон. Музыка лилась, захватывала и уносила куда-то в мир мечты. Она отошла от меня, вышла на полянку между каштанами и стала танцевать. Ее тело кружилось, как листок на ветру. Ритмичная, нежная музыка порождала красивые движения, которые завораживали и манили...

Молодой француз, сначала удивленно, а потом с восхищением, смотрел на нее. Затем он перевел взгляд на меня и поднял большой палец вверх. Он был ею покорен. А она танцевала все красивее и красивее, сливаясь воедино с музыкой, вечерней темнотой, Парижем и шаловливым ветерком, набившимся ей в партнеры...

Музыка закончилась, ветерок умчался искать следующую партнершу.

Она остановилась, открыла глаза и пошла по алее. Я догнал ее, взял под руку, и мы пошли в вечернюю мглу набережной Сены. Позади яркими огнями сияла Эйфелева башня.

По реке проплывал прогулочный катер, с кучей горластых туристов. Видимо, очнувшись от её чар, что-то закричал нам вслед молодой француз. Мы обернулись, помахали ему на прощание и пошли дальше. Как ни странно, я снова понял, что он сказал. Это были какие-то стихи. На русском, они звучат примерно так:

'Женщина - дар природы, музыки и огня.

Лечит она иль мучит - нам все одно - любить,

и разве есть выше участь, нежели рядом быть?!.'

Я проговорил их вслух. Она посмотрела мне в глаза, и мы поняли, что прогулка заканчивается. В ее глаза заглянула грусть, а еще там было... разрешение...

Я почувствовал упругость ее губ - и проснулся... А потом, еще долго сидел, не открывая глаз, вновь и вновь переживая нашу прогулку.

В голове крутились разные слова и фразы. Они летали, как осенние листья, падали дол и пропадали...

На аллее было уже темно. Яркие пятна фонарей делали окружающий сумрак еще более темным. Пса рядом уже не было. Это, видимо, означало, что пора уходить. Я встал - и проснулся по-настоящему.

Вот такой, вот странный сон. Было впечатление, что я видел не сон, а прожил частичку жизни. Своей или чужой - понять было невозможно...

Я, потом, неоднократно пытался найти эту аллею. И нашел-таки. Но было одно 'но'. Аллея оказалась - нарисованной!.. Встречали, наверное, такие рисунки. Сейчас их стало довольно много. Аллея была нарисована на глухой стене какого-то склад, выходящего этой стеной на улицу. Это был очень красивый и реалистичный рисунок...

Но вернёмся к Галине...

Постоянные переезды и бытовая неустроенность (ее отец был офицером) породила в характере Галины четкий образ ее будущего супруга. Хорошо, чтобы и любовь присутствовала, но просто любовь, без обеспеченного быта, - Галину не устраивала. Убиваться лет до сорока, добиваясь, хотя бы мало-мальских, нормальных условий для жизни, - она не хотела. По ее понятию, будущий муж, с самого начала, должен был обеспечить нормальный уровень их совместного проживания.

А Кирилл, хотя и симпатичный, но совершенно не предприимчивый. Ну что он может предложить?.. У него много интересных знакомых в Москве и не самых простых, но он их - совершенно, не использует. Даже машина у него - не первой свежести, хотя, по всему видно, что мог бы прикупить и поновее, и получше... В Москву перебираться не собирается, хотя, вполне, смог бы, а прозябать в этом городке - в ее планы, не входило. Тем более, у нее уже появились обнадеживающие знакомства в Москве. С его подачи, между прочим. Даже, вот сумел пристроить ее на операцию в 'Клинику для всех', хотя, говорят, это жутко трудно. Получается, что в его жизни превалирует понятие 'хотя мог бы', но, почему-то, наличествующее 'мог' не реализуется...

Примерно, так решила Галина, примерев Кирилла на, пока еще вакантное, место своего мужа. Тем более, что те чувства, которые она к нему испытывала, даже при большой натяжке, никак нельзя было назвать 'любовью'. Так - симпатия, не более...

Где-то, через две недели, мне позвонил Иван Иванович и сказал, что сумел заинтересовать хорошего кардиохирурга, Железнова Петра Викторовича.

- У него своя клиника, но после демонстрации наших возможностей, захотел перебраться к нам. Пока будет на подработке. Одну операцию он уже провел. В полном восторге. Так что, можно пристроить и твою знакомую.