Билли-Боб Торрентон - Золотая рыбка в мутной воде [СИ]

Что верно, то верно.

— Что делать будем? — капитан хмур, как осенняя туча.

— Поищите пока Ольту, — говорю я. — Вдруг ей повезло больше, чем Кортену, и она еще жива.

— Дело говоришь, — кивает Менален и, прихватив свою новую винтовку, скрывается за кустами.

— И что теперь? — спрашивает маркиза, когда хруст веток затихает.

— А ничего, — разочаровываю ее я. — Мне надо хоть немного полежать. Потом нужно закопать трупы. И Тинсу тоже. Да, не кривитесь. А потом решить, кто пойдет. И выбрать, что из имущества взять с собой, а что бросить.

— Пойдет куда?

— На хутор. За помощью. Вы же не думаете, что мы сможем сами донести барона до Медвежьей Тени? С таким-то ранением? То есть, донести-то донесем, но как быстро? Когда мы уходили от побережья, сил у нас был побольше… да и самих нас тоже. Очень хотелось бы думать, что Ольта просто решила поискать ягод или грибов и отошла далеко. Но думаю, что эта… зарезала ее также, как и Кортена.

— Бедная Ольта… — шепчет маркиза. — Я знаю ее всю свою жизнь. Она всегда заботилась обо мне. И даже когда меня выдали замуж, последовала за мной.

— У нее есть кто-нибудь?

Ответить маркиза не успевает — в кустах снова раздается знакомый хруст и треск, и через минуту появляется Менален. С Ольтой на руках.

Волосы ее растрепаны, руки безвольно свисают, одежда измята и вся в песке и каком-то лесном мусоре, лицо в грязи и кровоподтеках, глаза закрыты.

— Она жива?! — маркизу словно пружиной подбрасывает, она бежит им навстречу. Менален осторожно опускает Ольту на землю, подсовывая под голову сложенный в несколько раз плащ. Жива, раз старается?

— Жива, ваша светлость, — в подтверждение слов Меналена раздается слабый стон. Жива, значит. Это хорошо. А если выживет, то и вовсе замечательно будет.

А ведь капитан недалеко ушел — мы с маркизой толком не поговорили. Очень хотелось спросить, кто эту Тинсу нанял и почему ее до сих пор никто не заподозрил ни в чем. Выходит, Тинса рискнула напасть на Ольту рядом с нашей стоянкой… Или она сначала зарезала боцмана? И почему Ольта осталась жива? Тинса, что ли, просто оглушила ее и намеревалась добить позже? Или они были заодно, и это лишь для отвода глаз? Стоп, Таннер. У тебя — как это называется? — паранойя. Ольта с маркизой очень давно, жизнь за нее отдаст, и она сильная, ее проще убить, чем подчинить. Наверное… Что может заставить ее предать?

А солнце-то скоро спрячется.

— Что с ней?

— Похоже, Тинса подкралась сзади и стукнула ее камнем по голове, — отвечает Менален, бинтуя Ольте голову, — когда она ягоды собирала у расщелины — тут есть недалеко, не очень большая, но в глубину — человеку дважды с головой. Ну, и сбросила ее туда. Еще и сверху камень бросила, но промахнулась, только задела, а могла и голову разбить…

Все-таки странно, что ножом не пырнула. Побоялась, что Ольта закричит? И почему решилась атаковать именно сейчас? Ладно, допустим, воспользовалась моментом, ведь бить по частям удобнее и легче. Почему тогда не сделала того же, когда мы отбивались от погони? Решила, что не справится? Все-таки с ней была не только Ольта, но еще и капитан, и маркиза, и никто при этом не спал, и у них было оружие. Может, просто сдали нервы? Или была уверена, что из мертвого города мы не вернемся? И почему не напросилась с нами? Посчитала, что это будет подозрительно выглядеть? Наверное. И, возможно, задержись мы еще немного, она успела бы залечь в засаде и перестрелять нас на голой земле. Но что теперь-то гадать?

— Ваша светлость… — раздается слабый голос Ольты. Маркиза садится рядом с ней, берет за руку, что-то шепчет, что — мне не разобрать. Голова не поворачивается. Сделавший все, что мог, Менален проверяет повязку барона, потом подходит ко мне.

— Ну что, парень, делать будем? Двоих мы не унесем, барон очень плох, а женщина хоть и меньше пострадала, но идти сама не сможет. Переломов вроде нет, но побилась она изрядно.

— Сейчас надо мертвецов закопать. Место плохое, нельзя оставлять неупокоенных, — говорю я.

— Верно, — кивает он, — да ты лежи, я сам справлюсь, земля тут мягкая… А потом?

Я смотрю на небо. А погода-то портится. Облаков натянуло и как-то сыростью повеяло? Дождь, что ли, будет? И стемнеет ведь скоро.

— Думаю, надо возвращаться в… этот… город, — капитан смотрит на меня, — может, за одну ночь там ничего не случится.

Он прав. По крайней мере, там есть крыша, стены, да и шанс не дать барону умереть будет не таким призрачным. И тут я проваливаюсь в забытье.

Прихожу в себя от того, что капитан трясет меня за плечо.

— Эй, очнись. Ты как, идти сможешь?

— А… Я долго…?

— Долго. Я уже и закопал наших покойников, и носилки соорудил. Сначала барона занесем, потом Ольту.

Легко сказать — занесем. От поляны до убежища — пол-тиги с хвостиком. А нам же еще Ольту надо перенести, и хоть что-то из имущества… Но что делать, несем. Тяжело, голова кружится. Приходится часто останавливаться.

Маркиза добровольно взвалила на себя роль носильщицы и оба раза волокла на себе оружие и мешки. Она хотела пойти с нами и в третий раз, но капитан тоном, не терпящим возражений, сказал, что ей лучше остаться с ранеными, раз уж не надо теперь разрываться, с кем из них быть. Мы сделали еще два рейса, прежде чем на поляне не осталось ничего, кроме свежих могил. Я еще успел стереть чужой иероглиф на нашем убежище и нарисовать его на каком-то строении в нескольких кварталах далее, да еще и поставить там растяжку, прежде, чем совсем стемнело. Может, это жестоко, но никаких друзей я в гости не ждал. А врагов не жалко. Пока я возился с этим, капитан развел огонь в зале и даже успел заварить чай. А потом начался такой ливень, по сравнению с которым предыдущий, едва не утопивший нас в той пещере, выглядел просто мелким дождиком. Так что можно было не сомневаться, что все наши следы будут смыты. Крыша кое-где протекала, но в помещениях, выбранных неведомым квартирьером, не было даже признаков сырости. Хорошо, когда делом занимаются знающие люди.

Здешние запасы воды и всего остального пришлись очень кстати. У Ольты были две серьезные раны на голове, вывихнуты нога и рука, множество порезов и ссадин. Выжить-то выживет, но к нормальной жизни вернется не скоро. Барону промыли рану и снова забинтовали, и дали обезболивающее, когда он ненадолго пришел в себя.

Плохо. Периоды просветления у него все короче и все реже. Что-то надо делать, но что? Капитан мастер по части первой помощи, но тут этого мало. Разве что пулю сможет вырезать, и то не сейчас — вон как носом-то клюет. А я и вовсе не медик ни разу… Или все-таки…? Осторожно поднимаю руку и прикладываю ладонь к повязке на шее. Больно. Но уже как-то меньше.

— Капитан, — говорю, он вскидывает на меня полусонный взгляд, — вам бы поспать.