Лей Бардуго - Продажное королевство [CROOKED KINGDOM]

– Поговори со мной, – попросила девушка.

– О чем?

– О чем угодно. Расскажи мне об исенулфах .

Ему не стоило удивляться, что она знала об исенулфах – белых волках, которых разводили, чтобы отправлять в битву с дрюскелями. Они были крупнее обычных волков, и, хотя их обучали всегда подчиняться хозяину, они никогда не теряли дикую, неукротимую природу, отличавшую их от дальних одомашненных собратьев.

Матиасу было трудно вспоминать о Фьерде, о жизни, которая навсегда осталась позади, но он заставил себя говорить, готовый пойти на все, чтобы отвлечь Нину.

– Иногда волков больше, чем дрюскелей, иногда наоборот. Волки сами решают, когда спариваться, без прямого вмешательства заводчика. Они слишком упрямые для этого.

Нина улыбнулась, но тут же сморщилась от боли.

– Продолжай, – прошептала она.

– Из поколения в поколение одна семья разводила для нас исенулфов. Они живут далеко на севере, возле Стенринка – Кольца Камней. Когда появляется новый помет, мы выходим туда пешком или на санях, и каждый дрюскель выбирает себе волчонка. С того момента мы ответственны друг за друга. Мы сражаемся вместе, спим на одной шкуре, едим одну и ту же пищу. Он не питомец. Он воин, как и ты, твой брат.

Нина вздрогнула, и Матиас почувствовал тошнотворную волну стыда. В битве с гришами исенулфы помогали дрюскелям уравнять шансы, натренированные всегда приходить на помощь хозяину и разрывать глотки его обидчикам. Сила сердцебитов не имела никакого воздействия на животных. Гриш, такой как Нина, был бы практически беспомощным при атаке исенулфа.

– А если с волком что-то случится? – спросила она.

– Дрюскель может приручить нового, но это ужасная потеря.

– А что происходит с волком, если его дрюскеля убивают?

Матиас молчал какое-то время. Ему не хотелось об этом думать. Трасс был очень дорог его сердцу.

– Они возвращаются в дикую природу, но их никогда не примет ни одна стая. – А что бывает с волком без стаи? Исенулфы не были приспособлены к жизни в одиночку.

Когда остальные дрюскели решили, что Матиас мертв, отвел ли Трасса на северный лед сам Брум? Мысль о том, что его волк один, воет, зовя Матиаса, чтобы тот пришел и забрал его домой, вызвала щемящую боль в его груди. Казалось, что-то внутри него сломалось и осталось лишь эхо, одинокий треск ветки, на которую навалилось слишком много снега.

Словно почувствовав его печаль, Нина открыла глаза цвета светло-зеленого бутона, который вот-вот раскроется, цвета, который вернул его изо льда.

– Как его звали?

– Трассел.

Уголки ее губ приподнялись.

– Смутьян.

– Никто больше не хотел его брать.

– Он был недоростком?

– Нет, – покачал головой Матиас. – Как раз наоборот.

Тяжелый путь в Кольцо Камней занял больше недели. Матиасу не пришелся по душе этот поход. Ему было двенадцать, новенький среди дрюскелей, и каждый день он думал о том, чтобы сбежать. Тренировки его не смущали. Долгие часы за бегом и спаррингами помогали ему на время забыть о тоске по семье. Он хотел стать офицером. Бороться с гришами. Ему хотелось получить возможность почтить память своих родителей и сестры. Дрюскели дали ему цель. Но все остальное? Шутки в столовой? Бесконечное хвастовство и бессмысленный треп? Это ему ни к чему. У него была семья. Теперь они погребены под черной почвой, а их души отошли к Джелю. Дрюскели – просто средство для достижения цели.

Брум предупреждал его, что он никогда не станет настоящим дрюскелем, если не научится видеть в других мальчиках своих братьев, но Матиас в это не верил. Он был самым крупным, самым сильным, самым быстрым. Ему не нужна популярность, чтобы выжить.

Всю дорогу он сидел в санях сзади, закутавшись в мех и ни с кем не общаясь, а когда они наконец приехали в Кольцо Камней, то держался поодаль, чувствуя неуверенность в себе, пока остальные дрюскели кинулись в большой сарай, крича, толкая друг друга и ныряя в кучу извивающихся белых волчат с ледяными глазами.

Правда заключалась в том, что он отчаянно хотел волчонка, но знал, что на всех их может не хватить. Заводчик сам выбирал, какой мальчик получит волчонка, а какой поедет домой с пустыми руками. Большинство дрюскелей уже накинулись на пожилую женщину, пытаясь очаровать ее.

– Видите? Я ему нравлюсь.

– Смотрите! Смотрите! Я заставил ее сесть!

Матиас знал, что должен постараться быть приветливым, приложить хоть какие-то усилия, но вместо этого его потянуло к псарням, находящимся в конце сарая. В углу, в проволочной клетке, он увидел вспышку желтого – свет, отражающийся в паре настороженных глаз. Матиас приблизился и увидел волка, уже подросшего, но еще не совсем взрослого. Он зарычал, когда мальчик подошел вплотную к клетке: шерсть вздыблена, голова опущена, клыки обнажены. Морду молодого волка пересекал длинный шрам. Он проходил через его правый глаз и частично изменил цвет радужки с голубого на пятнисто-карий.

– Поверь, ты не захочешь иметь с ним дело, – сказала заводчица.

Матиас не заметил, как она подкралась к нему.

– Он может видеть?

– Может, но он не любит людей.

– Почему?

– Сбежал, когда был еще волчонком. Преодолел две мили по ледяным полям. Ребенок нашел его и ударил разбитой бутылкой. С тех пор он никого к себе не подпускает, к тому же он слишком стар для обучения. Наверное, скоро мне придется его пристрелить.

– Позвольте мне забрать его.

– Он скорее разорвет тебя на кусочки, чем позволит кормить себя, мальчик. Подберем тебе волчонка в следующий раз.

Как только женщина отошла, Матиас открыл клетку. В ту же секунду волк накинулся на него и укусил.

Матиасу хотелось кричать, когда его зубы вонзились ему в предплечье. Он опрокинулся на землю, волк был сверху, и Матиас ощутил такую боль, которой не знал никогда прежде. Но мальчик не издавал ни звука. Он выдержал взгляд волка, когда зубы зверя впивались все глубже в мышцы руки, а грудь дрожала от недовольного рыка.

Матиас подозревал, что волчья челюсть была достаточно сильной, чтобы сломать ему кость, но не пытался бороться, не кричал, не разрывал зрительный контакт. « Я не причиню тебе боль , – мысленно поклялся он, – даже если ты причинишь боль мне ».

Прошла долгая секунда, затем вторая. Матиас чувствовал, как его рукав намокает от крови. Ему казалось, что он теряет сознание.

И тут волк медленно отпустил его. Зверь сел, белый мех на его морде был в крови Матиаса, и наклонил голову набок. Затем фыркнул.

– Я тоже рад знакомству с тобой, – сказал Матиас.

Он осторожно сел, перевязал руку оторванной полоской от своей рубашки, а потом он и его волк, оба покрытые кровью, пошли к остальным дрюскелям в серой форме, играющим с волчатами.

– Этот – мой, – объявил он, когда все повернулись посмотреть на него, а женщина покачала головой. Затем Матиас отключился.