Скотт Хокинс - Библиотека на Обугленной горе

– Мне известен точный ответ. Хочешь его услышать?

– Да, пожалуйста.

– Ты была тихой, – сказал Отец. – Немного робкой. В старших классах вы со Стивом были парой. Лишили друг друга девственности после выпускного, но долго это не продлилось. – Он пожал плечами. – В конце концов вы оба вступили в брак с другими людьми. Но остались друзьями. Поддерживали связь, пока вам не перевалило за сорок.

– Чем я занималась?

– Чтобы заработать на жизнь?

Она кивнула.

– Вообще-то ты была библиотекарем, – ответил Отец. – Американским.

Кэролин фыркнула:

– Серьезно?

Отец тоже усмехнулся:

– Серьезно. Такое нарочно не придумать. Ты прожила хорошую, тихую жизнь. Работала в Университете Орегона. Отлично разбиралась в служебных интригах, но редко сталкивалась с серьезными вызовами. После рождения второго ребенка ты немного поправилась, а потому начала участвовать в триатлонах.

– Что это?

– Нечто вроде гонки. Сначала плывешь, потом бежишь, потом едешь на велосипеде.

– О.

Отец ухмыльнулся.

– А в свободное время ты учила французский.

– Ха! Успешно?

– Приемлемо. Словарный запас и грамматика были вполне пристойными, но вот акцент – просто ужасным. Однако ты так и не попала в Париж. Рак щитовидной железы в пятьдесят девять.

– Вот как. – Кэролин задумалась. – А третий вариант?

– Ты можешь отпустить его. – Отец подождал, но она молчала. Наконец он сказал: – Что ж, подумай об этом. Что еще ты хотела бы обсудить?

– Прошу прощения?

– Ты сказала, что Стив – один из вопросов, которые ты хотела обсудить со мной. Каковы остальные?

– Да. Точно. Думаю, я понимаю, что ты сделал – в смысле, обучил меня, – но по-прежнему не понимаю, почему. И что ты имел в виду, когда говорил про пенсию? Ты что, собираешься просто купить кемпер и отправиться в Бока-Ратон или что-то вроде…

Отец рассмеялся:

– Не совсем. Сколько, ты говоришь, прошло? Около года?

– Наверное.

– На каких каталогах ты сосредоточилась?

– В первую очередь – на стратегии и тактике. Кью тридцать три Север пришел в движение, и Лесной Бог тоже зашевелился. У него есть жрица, которая… Забудь. Теперь это не твои проблемы.

– А математика?

– Совсем немного. А что?

– Ты знакома с понятием «регрессионная полнота»?

Она где-то слышала этот термин, но не могла вспомнить, где именно.

– Нет.

– Его суть в том, что как бы глубоко ты ни понимал вселенную, сколько бы загадок ни раскрыл, за ними всегда стоит более глубокая загадка.

– Хм.

– Ты ведь знаешь, что не я сотворил эту вселенную? Я оставил на ней свой след и, надеюсь, привнес некоторые изменения к лучшему, однако я лишь работал с правилами, оставшимися от третьей эпохи. Добавил чуток света и удовольствия.

– Мы над этим размышляли, – ответила Кэролин. – Никто не мог сказать наверняка. Но если не ты, то кто?

Отец покачал головой:

– Когда-то я задал тот же вопрос. Если на него и существует ответ, он утрачен.

– О.

– Но кто бы это ни был… он был мастером. Я долго исследовал его работу. Выучил несколько фокусов… – он махнул рукой, одним жестом обведя нескончаемые акры Библиотечных книг, свитков и фолиантов, – …но не приблизился к пониманию картины в целом.

– Ты так считаешь?

– Я это доказал. Эта вселенная обладает регрессионной полнотой. Я не смог понять ее целиком. И никто не сможет. Поэтому я ухожу.

– Уходишь?

– Я создам собственную вселенную. Мое место с моими правилами. Это будет моя пенсия.

– Звучит одиноко.

Отец покачал головой:

– У меня есть друзья.

– Друзья?

– Пока ты спала, я воскресил Нобунунгу. И Митрагани.

Кэролин вспомнила, как Майкл говорил о своем учителе: «Ты ведь понимаешь, что Нобунунга – не просто тигр?» Вспомнила, как Нобунунга вошел в reissak , вспомнила его непоколебимую веру в Отца. Он сказал, Отец защитит его. И оказался прав.

– Где они? – Ей стало не по себе.

– Ждут меня. – Отец показал на нефритовую лестницу. – Хочешь их повидать?

Кэролин подумала о Митрагани, которая протягивала к ней окровавленную маленькую ручку и спрашивала: « Moru panh ka seiter? » Почему ты это делаешь? И покачала головой:

– Наверное, это плохая идея.

Отец кивнул:

– Понимаю.

На мгновение она представила их троих вместе, Отца, Нобунунгу и Митрагани, отдыхающими, может, играющими в волейбол. Это шло вразрез с ее представлениями об Отцовском характере. Однако Кэролин начинала понимать, что, вероятно, в действительности Отцовский характер был совсем не таким, как ее заставили поверить.

– Можно задать тебе вопрос?

– Конечно.

– Ты помнишь… День Быка? Дэвида?

– Разумеется.

– Почему ты улыбался?

Отец долго смотрел на нее.

– Давай пройдемся, Кэролин.

Он поднялся, с прежней гибкостью, и зашагал между шкафами.

Кэролин поспешила догнать его.

– Куда мы идем?

– Недалеко.

Он вывел ее из рубинового каталога – каталога Дэвида, размышлений о жестокости и смерти – и углубился в фиолетовый. Фиолетовый каталог был небольшим, частью мира Питера. Кэролин даже не знала, из какого камня выполнен здесь пол. Аметист? Гранат? Танзанит? Она не помнила, чтобы когда-либо приходила сюда.

Отец остановился у высокого пыльного шкафа, заполненного книгами вроде « Larousse Gastronomique », «Искусство кулинарии дома» и «Радость готовки». Какого черта мы здесь делаем?

Отец выбрал папку с тремя кольцами. Дешевая и хлипкая, она пряталась за книгой о корнуэльских пирожках. Слова на обложке гласили: «Ангелы Чарли». Ниже располагалась картинка с тремя красивыми женщинами.

Отец вручил папку Кэролин. Что-то привлекло ее внимание. Нечто шевельнулось в глубоких тенях Библиотеки, раздался тихий звук.

– Что это?

– Это, – ответил Отец, – черный фолиант.

Кэролин подняла глаза.

– Серьезно?

Предполагалось, что в черном фолианте содержатся инструкции по изменению прошлого. Он обладал почти безграничной мощью. Кэролин потратила годы на его поиски. И в конце концов пришла к выводу, что черного фолианта не существует.

Отец кивнул:

– Боюсь, он попал не на ту полку. Я не хотел, чтобы ты наткнулась на него, пока не будешь готова.

Кэролин открыла папку. Страницы были сделаны из древнего пергамента, а почерк принадлежал не Отцу. Она моргнула. У нее на глазах слова изменились. Затем снова. Когда они изменились в третий раз, она поняла, что меняются не слова, а язык, на котором они написаны. Каждые несколько секунд чернильные завитки изменяли свою форму. Арабский, суахили, поэзия бурь.

– О боже.

Отец кивнул:

– Совершенно с тобой согласен.

Черный фолиант!

– Кто его написал? Сколько ему лет?

– Никто не знает. – Отец пристально посмотрел на нее. – Я забрал его у Императора третьей эпохи. Почерк принадлежит не ему.