Алексей Фролов - Восход Левиафана (СИ)

Он покачал головой, искренне рассмеялся в небо. Звезды ответили ему нестройным перемигиванием. За их спинами погас еще один фонарь. Он вновь резко остановился, притянул ее к себе и обнял, сильно, страстно, но легко и благоговейно, как обнимают новорожденных. Она замурлыкала, когда он зарылся в ее локоны лицом.

- Значит, испугалась, - проговорил он тихо. - А теперь? Теперь боишься?

- Неа, - она подняла на него свои искристые голубые глаза и в них на мгновение показался какой-то сумасшедший огонек. - И никогда не буду. Потому что ты добрый. По-настоящему.

Он поцеловал ее в лоб. Потом в нос. Когда дошел до губ, она поднялась на цыпочки, чтобы ему было удобнее. Он улыбнулся и легким усилием заставил ее встать нормально. Нагнулся сам и поцеловал ее.

Они развернулись и пошли в обратном направлении. Удивительно, но теперь погасшие фонари загорались вновь, как только они подходили к ним. Это поражало, но воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Ведь это была волшебная ночь. Такая ночь, в которую возможно все. Например, настоящие чувства, для которых нет преград. Настоящие чувства, столь сильные, что у них даже могут быть побочные эффекты. Какие? Хм... пусть даже внезапно гаснущие и вновь загорающиеся фонари!

Но мир не такой, каким кажется. И за минуты искреннего счастья всегда приходится платить. Неделями, месяцами, а порой даже годами боли и отчаянья.

- Ты когда уезжаешь? - он не хотел даже думать об этом, но должен был спросить. Это была их ночь, но Карн понимал, что все слишком хорошо, чтобы продолжаться дольше... положенного.

- Через... - она взглянула на экран мобильника. - О, уже через семь часов! Знаешь, я так ждала этой поездки, готовилась долго, а теперь не хочу уезжать. Но нужно, и это так грустно. Целых две недели, ты представляешь? Почему ты раньше ко мне не подошел, подлец? У нас было бы больше семи часов!

- А сама почему не подошла? - мягко парировал он. Они отлично знали, почему их страсть разгорелась лишь минувшим вечером. Потому что если бы они сделали это раньше, все было бы иначе. Не то место, не то время. И, быть может, чувства тоже были бы другими. «Предназначение?» - подумал он. «Рок?» - мысленно спросила она. И оба потерялись в догадках.

- Но это ведь всего две недели, да? - голос, напоенный надеждой, но Карн все равно уловил в нем нотки обреченности, тяжелые, как капельки ртути, что неминуемо падают на дно реторты. Она скрывала свои предчувствия. Он знал, почему. Потому что даже самый сильный медиум не желает знать свою судьбу. И все равно узнает. И это проклятье, на самом деле - проклятье, а вовсе не дар.

- Всего две недели, - кивнул он и улыбнулся так, как, наверное, никогда никому не улыбался. Легко, искренне, вложив в эту улыбку всего себя. С ней он мог быть собой. Только с ней. - И мы опять будем вместе. Разве нам что-то может помешать?

Она едва заметно скривилась. И дело не в банальности или пафосе, дело в том, что хотя он был искренен, они оба знали, что так не будет. И оба тут же забыли об этом, потому что стояла волшебная ночь. А волшебство нельзя разрушить. Даже самым искренним лицемерием, которое, как это часто бывает, творится во благо.

- Тогда поцелуй меня, - робко попросила она. Они остановились под очередным фонарем, который и раньше не подавал никаких признаков жизни. Мимо пронеслась машина, в ветвях ближайшего дерева зашелестела летучая мышь. Потом все стихло. И он поцеловал ее. Нужно ли говорить, что «мертвый» фонарь над их головами тут же наполнился ослепительным сиянием?

Наутро она уехала. Она не хотела, но так было нужно. Он все понимал, и даже не смел просить. А потом, в одну из теплых августовских ночей его скрутило так, что, казалось, вынимают душу. Его грудь вскрыли раскаленным клинком, влезли в нее ржавыми щипцами и стали рвать то, что связывало его с ней. Карн бился в истерике, слезы текли по его щекам, он не понимал, что происходит, но где-то на задворках сознания пульсировала догадка. Даже не мысль, а намек на нее, намек, которого он боялся и не мог принять. А потом мысль стала явью, и он все понял. И принял. Принял то, что они будут ходить по этой земле еще много лет, но уже никогда - вместе.

Неожиданно яркая вспышка разорвала саван воспоминаний, его затрясло. Он стал слышать сторонние голоса, непонятные звуки, искаженные толи расстоянием, толи какой-то преградой. Он будто находился под водой, мир вокруг постоянно менялся, трепетал, выскальзывал из цепких объятий восприятия. Образы прошлого померкли, растворяясь в темной воде реальности. Его придавило, приплюснуло ко дну. Он попытался рвануться вверх, чтобы ухватить ртом воздух, и не смог. Превозмогая себя, с пятого (или пятидесятого?) раза ему все же удалось высвободиться из плена пучины. Он открыл глаза.

- Твою мать, - выдохнул Песочный человек. - Твою мать! Никогда так больше не делай! Стоило так рвать жопу в Лимбе, чтобы твоя тушка издохла при переходе!

- Успокойся, Рокеронтис, - это был голос Вика. Спокойный и размеренный голос Вика, он действительно успокаивал, вселял надежду, придавал сил. Вик осторожно придвинул зажигалку к лицу Карна, внимательно посмотрел ему в глаза. - Так бывает в первый раз. У всех было. Я же говорил, заклинание работает с образами из воспоминаний, с глубокими переживаниями, поэтому для неподготовленного человека такой переход может быть опасен.

- Ну, извини, друг, у нас как-то не было времени провести нашему новому товарищу оккультный ликбез, - съязвил Рокеронтис, доставая сигарету и нервно закуривая. Карн невольно улыбнулся, - и этот придурковатый тип в модных джинсах с «кентом» в зубах - древний бог ночных кошмаров! Куда катится мир?

- Ты как? - это уже Эрра, уверенный и властный. - Встать можешь?

- Да в норме я, - Карн осторожно поднялся. Он уже полностью пришел в себя, воспоминания, минуту назад такие яркие и живые, улетучились, как предрассветная дымка. - Мы на Земле? В реальном мире? В... Ра?

- Ага, - кивнул Эрра, осматриваясь. - Вик вытащил нас. А ты... воспоминания захлестнули тебя, ты пережил их снова, только сильнее, ярче. Так действует это заклинание. В сочетании с пентаграммой оно активирует определенные области головного мозга в нужном порядке и с нужной интенсивностью, запускает процессы, которые необходимы для ускорения энергонного метаболизма. Но для таких финтов мозгу нужно много топлива, лучше всего - всплеск эндорфинов и норадреналина. И здесь в дело вступают переживания, крупицы прошлого, что навсегда изменили тебя.

- Что-то вроде экстренного всплытия, - вставил словцо Рокеронтис. В полумраке он выглядел ужасающе. Вздутые бугры мышц, безумная ухмылка-оскал. - И как следствие - кессонная болезнь. В прошлый раз ты просто покинул зону контакта, сейчас тебя вырвало из Лимба заклинанием Вика. Но это не проблема, второй раз будет проще, а потом вообще перестанешь замечать.