Юлия Остапенко - Тебе держать ответ

— И понесла от него детей, — безмятежно закончил Рейнальд. — Понесла и родила через тысячу лет десятерых близнецов: пять дочерей и пять сыновей, половина из которых светла, как мать, а другая половина — темна, как отец. Дети Гилас и Молога населили Великую Тьму меж небом и землёй, и рассеяли её своим божественным присутствием, и так земля соединилась с небом и появился мир. Говорят, что Молог взял Гилас там, где земля ныне сходится с небом. И когда солнце алеет на закате — это девственная кровь божественной супруги Молога изливается с небес. И когда восходит на востоке — это победное семя Молога озаряет созданный им мир. Они оба создали наш мир, вместе. Ни один из них не справился бы в одиночку. Кстати, — добавил он как ни в чём не бывало, — у меня есть брат-близнец. Мы вместе слушали эти истории и очень хорошо понимали богов-детей. Мать всегда любила меня и терпеть не могла Редьярда, моего брата. А отец, напротив, был к нему снисходительнее, а ко мне строже. Мы, случалось, называли друг друга «сыном Гилас» и «сыном Молога». Второе было почётнее, чем первое, ведь Молог — наш бог.

Адриан обнаружил, что слушает, приоткрыв рот. Со стуком закрыл его — и снова покраснел. Он чувствовал себя круглым дураком, но ведь то, что он слышал, было невообразимо, неслыханно! Такое отъявленное богохульство! Как будто этот человек и впрямь считает себя сыном бога. Да только боги тут ни при чём.

— Не боги делают людей дурными, это дурные люди выбирают дурных богов, — сказал он — и сразу почувствовал себя лучше.

— Сам придумал? — приподнял брови лэрд Одвелл.

Адриан вдруг разозлился.

— Нет, — холодно сказал он. — Так говорит мой брат.

Рейнальд Одвелл какое-то время смотрел на него, не шевелясь и даже не моргая.

— Адриан, — сказал он наконец, — твой брат совершенно прав. Но кое в чём всё же ошибается. Люди, как и боги, не бывают хорошими и дурными. Вся вина Молога была в том, что он взял силой то, чего хотел и в чём ему было отказано. Кто-то сочтёт это дурным, но есть ли в нашем мире иной способ получить желаемое?

— Иногда можно от этого просто отказаться! — выпалил Адриан.

— Да? Почему же тогда твой брат Анастас не откажется от мысли вырезать мой род так же, как мои септы вырезали Эвентри?

Адриан снова открыл рот — и закрыл. Что-то в нём ёкнуло: он понял, что они наконец-то переходят к сути разговора. Рейнальд Одвелл навестил его не просто так. Ему что-то нужно. Но чего он может хотеть от мальчишки, который и так в полной его власти?

— Не сваливайте вину на своих септ, — ровно, хотя и зло сказал Адриан. — Умейте держать ответ за то, что сделали.

«Ты будешь учить меня?» — сказал бы старший брат этого человека, Тобиас Одвелл, и влепил бы Адриану оплеуху — чтоб знал своё место. Но Рейнальд Одвелл был деликатнее, мягче и хитрее своего прямодушного брата. Он поджал губы, переставшие наконец улыбаться. И встал, но на сей раз шагнул не к Адриану, а к окну, сложив руки на груди.

— Ты вряд ли поверишь в то, что я сейчас расскажу тебе, — проговорил он. — Но я всё же расскажу, пусть есть лишь ничтожный шанс, что ты способен услышать и понять. Ты неглуп, Адриан Эвентри, хотя и юн. И так сталось, что из всех Эвентри, с которыми я мог бы вести этот разговор, со мной оказался именно ты. Поэтому прошу тебя, как члена твоего клана: выслушай меня, и постарайся помнить, что ни люди, ни боги не дурны сами по себе.

Теперь он говорил совсем другим тоном. Адриан пожалел, что постеснялся и не стал надевать весь костюм своих цветов. Сейчас ему это казалось уместным.

— Ты знаешь, конечно, что рассорило наши кланы. Мой старший брат Тобиас обесчестил твою тётку Камиллу, и это принесло много позора и горя и Одвеллам, и Эвентри. Отец проклял Тобиаса и лишил наследства, таким образом, мы с Редьярдом обрели право старшинства и стали лэрдами, его наследниками. Но было уже поздно. Твой дед, лорд Уильям Эвентри, был жёстким, неистовым и непримиримым человеком. Он не счёл компенсацию достаточной и объявил моему клану кровную вражду. Ты знаешь, что этот вызов нельзя отклонить — к великому сожалению… и мне хотелось бы верить, что одному из конунгов, тому, кто сможет наконец объединить все кланы, хватит ума запретить этот варварский обычай. — Он смолк ненадолго, будто внутренне споря сам с собой или вспоминая того, кто с ним спорил. Потом продолжил: — Твой дед сам пал первой жертвой этой вражды. Его сын и твой отец, лорд Ричард, не проявлял желания продолжать вражду, но и на примирение не шёл. Мой отец не мог сделать первый шаг, потому что именно Эвентри объявили войну. Мы пытались существовать, попросту не замечая друг друга. Так было, пока твой клан не присягнул Фосигану. Вы снова стали проблемой для нас, хотя уже и иного порядка. И всё же отец не чувствовал себя вправе вредить вам. Его до сих пор терзает чувство вины за поступок Тобиаса. Когда лорд Индабиран сказал, что знает способ быстро и легко убрать клан Эвентри с доски, отец отказался. Он ответил, — продолжал Рейнальд, заглушив протестующий возглас Адриана, — что если и станет убивать Эвентри, то на поле боя и с поднятым забралом. Этот разговор состоялся прошлой весной в замке Одвелл. Мой отец и лорд Индабиран крепко повздорили. В результате лорд Дэйгон велел лорду Топперу убираться вон и забыть о своих вероломных планах. Молог взял Гилас силой, — добавил он безо всякого перехода, — потому что она вела себя с ним так, словно он не был ей равным. Она первая оскорбила его. Тот, кто оскорблён, заранее получает отпущение грехов. Так нас учат, Адриан, так учили моего отца и так мой отец учил меня. Эвентри были оскорблены нами. Они имели право мстить. Мы не могли поднять на них меч первыми, тем более — так коварно. Это противоречит заветам нашего бога.

Он обернулся и впервые с начала своей речи взглянул Адриану в лицо. И Адриан увидел, что он не лжёт. Недоговаривает, быть может, увиливает и сгущает краски, но не лжёт. Его клан и вправду верил в это. Именно эта вера позволила им многие века сохранять верность богу, ненавидимому и презираемому всеми прочими в Бертане. Они просто были согласны с тем, что делал и чем был этот бог. И сами они были такими, какими были. И не собирались этого стыдиться.

Адриан мог бы восхититься этим, если бы они не убили его родных.

— Топпер Индабиран уехал ни с чем, — продолжал Рейнальд. — А через полтора месяца мы узнали, что он осуществил свой план. Узнали от его собственного гонца, которого он прислал нам, с гордостью и радостью сообщая, что приказ моего отца выполнен. Он ждал от нас поддержки людьми и деньгами и, конечно, одобрения, похвалы, благодарности. Благодарности за то, что от нашего имени ещё раз ударил оскорблённый нами клан. И так ударил, что клану уже, быть может, не подняться. Отец впал в неистовство при этом известии; я никогда не видел его таким. Он хотел бросить всё и немедленно ехать в Эвентри, но я отговорил его. В это время несколько наших деревень подняли бунт, отец был нужен там, никто, кроме него, не смог бы их усмирить. Как ни крути, а собственный клан — превыше всего… поэтому в Эвентри отправились мы с Редьярдом. Индабиран был дьявольски огорчён, узнав, что никакого приказа ему мы не отдавали.