Юлия Остапенко - Тебе держать ответ

Адриан шёл по улице, отделявшей торговые ряды от рыбацкого квартала. Ветер доносил до него запах рыбьих потрохов, водорослей, прогорклого масла, в котором мариновали устриц. Пятна этого масла поблескивали на мостовой в слабых лучах солнца, ещё не решившего, пора ли ему одарить своим теплом землю после зимы, — Ясноокая Уриенн неохотно просыпалась в этом году. Шла последняя неделя зимы, и здесь, у моря, мороз уступал место промозглой сырости. Снега почти не было — множество ног, копыт и колёс смешивали его с песком и грязью, стаптывая в серую кашицу. Жёны рыбаков радовались первому солнышку и уже не боялись вывешивать рыбу на просушку под стрехи крыш, прямо рядом со свежевыстиранным бельём, так что простыни и тараньки трепыхались на ветру рядом. Проходя мимо одного из таких домов, Адриан спросил женщину, развешивавшую бельё, правильно ли он идёт к пристани. Та сказала, что правильно, и спросила, не хочет ли он рыбки. Адриан сказал, что хочет — он ничего не ел с самого утра, торопясь скорее дойти до города, путь к которому был так долог. Женщина сняла с верёвки тощую тараньку и дала ему. Адриан сунул рыбу за пазуху на ходу: есть сейчас он не собирался. Он не мог есть, не мог отдохнуть, не мог присесть и перевести дух до тех пор, пока не увидит то, ради чего так долго сюда шёл.

Рыбацкий квартал на юге сливался с трущобами, а на западе переходил в пристань. В эти дни, видимо, не принято было ходить в море: на пристани было пусто, лишь кое-где бегали и плескались в воде детвора и собаки, да гудел над водной гладью молоток рыбака, чинившего лодку. Лодки — одни поменьше, другие побольше, но все как одна латаные и увешанные сетями — толклись вдоль дощатого настила, выводящего с берега к воде. На дальнем краю настила Адриан разглядел сгорбленную фигурку с удочкой. День стоял ясный, ветреный, пенистые гребни волновались у берега, солнце ослепительно отблескивало на воде.

«Светлоликой Гилас» нигде не было.

— Сударь… Сударь… Добрый человек! — позвал Адриан, перекрывая стук молотка. Мужчина, чинивший лодку, поднял голову и посмотрел на оборванного, худого и жилистого подростка, шедшего к нему. В городах вроде Эфрина людей встречают по одёжке, а первым делом — по обуви, потому рыбак сразу перевёл взгляд с лица мальчишки на его сапоги, стоптанные и грязные, но добротные — раз уж до сих пор не развалились. А уж вынести-то им пришлось немало, если судить по впалым щекам подростка и туго затянутому поясу на торчащих рёбрах. Боги всякому посылают испытания; то, что рыбак увидел, ему скорее понравилось, поэтому он прекратил работу и повернулся к Адриану.

— Чего тебе, малой?

— Доброй вам работы и доброго дня…

— И тебе доброго. Водички не найдётся?

При упоминании о воде Адриан болезненно сглотнул. Принятое решение и слово, данное леди Алекзайн, гнали его вперёд без оглядки и с такой жестокостью, что он не только не ел сегодня, но и почти не пил. Фляжка давно была пуста, а ни фонтана, ни колодца по дороге не встретилось.

— Н-нет… простите.

— Жалко, да ничего. Что ты хотел?

— Не знаете, где тут есть корабль по имени «Светлоликая Гилас»?

Рыбак сощурил глаз и упёр в пояс свободную от молотка руку.

— Э-ва! — протянул он. — Ещё один. Ну, повадились… Да никак весь Бертан скоро соберётся к нам в Эфрин, на невидаль лордову поглазеть? Рано ещё, не на что там глазеть.

— Так корабль здесь? — с трудом сдержав облегчённый вздох, спросил Адриан.

— Здесь, здесь. Уж как лорд наш тщится тайну свою оберечь, а гляди ж ты, всякая шваль уже и то пронюхала! А рано нам ещё гостей принимать, да и не на что — чай, не ярмарка. Отлив вот-вот на носу, устрица наверх выйдет, работы будет невпроворот.

Мужик говорил не зло, но недовольно, и Адриан с радостью ухватился за возможность сменить раздосадовавшую его тему:

— Работы? Правда? А можно тут к кому-нибудь наняться?

— Э-э, нет, — засмеялся рыбак. — Если ты за этим, парень, то в Эфрине тебе ловить нечего — хоть бы и устриц. Берег этот наш, лордом Бьярдом рыбацкой гильдии в полное пользование отдан — чем больше насобираем, тем больше нам останется. А люди все свои, чужаки-то к нам не едут… ну, прежде не ехали. Каждый другому не брат, так сват, не мастер, так подмастерье. Рук хватает, а рты лишние ни к чему. А хотя… — он на миг задумался. — Вроде бы Шрад из маслобойни искал работника. Можешь у него справиться.

— Спасибо, — сказал Адриан и пошёл прочь. О «Светлоликой Гилас» он больше не спрашивал — ему вовсе не хотелось привлекать к себе лишнее внимание, и ещё меньше — чтобы рыбак с молотком его запомнил. К Шраду из маслобойни, конечно, идти теперь нельзя. Именно там его будут искать, если что-то пойдёт не так…

Пристань огибала берег по дуге, тянулась за выступающий в воду скалистый утёс. Адриан пошёл по берегу, по песку, смешанному с галькой. Волны швыряли ему под ноги мелкие камешки, увитые водорослью. Здесь пахло так же, как в доме Алекзайн в Скортиаре, и в то же время совсем не так. По берегу, долбя клювами в осколки ракушек, прыгали толстые чайки.

Адриан дошёл почти до самого конца пристани, обогнул выступ утёса и тогда увидел корабль.

Он стоял в бухточке, вымытой в утёсе волнами, укрытый нависающими со всех сторон скалами и от ветров, и от любопытных взглядов. Со стороны города его никак нельзя было увидеть, если только не пройти пристань до самого конца — а случайный путник в мёртвый рыбачий сезон редко это делал. Корабль был виден с моря, но по морю ходили только рыбацкие лодчонки из Эфрина. Небольшие галеи, курсировавшие берегами Бертана, огибали Эфрин, опасаясь рифов, и швартовались не в Когтистом заливе, а выше, в Блейдансе. Лорд Бьярд рассчитал верно: это было едва ли не идеальное место, чтобы тайно построить и спустить на воду корабль. Самый большой и самый великолепный корабль, какой только видел Белогривый Риогран.

Он был вдесятеро больше самой крупной рыбацкой лодки в Эфрине. На трёх мачтах висели три спущенные паруса — белые с бирюзовым, цветов Бьярдов. Крутые белоснежные бока с отверстиями по бортам величаво покачивались на зеленоватой воде, и Адриан почти видел мысленным взглядом длинные вёсла, свешивающиеся из уключин и с силой рассекающие волны. Судно стояло кормой к пристани, но с того места, где стоял Адриан, была видна передняя часть корабля и носовая фигура на ней: огромная белогрудая дева, вздымающая обнажённые руки к небу, с ликом строгим и благородным, с широко раскрытыми бирюзовыми глазами, глядящими на воду вертикальными прорезями зрачков. Лорд Бьярд не побоялся расцветить Светлоликую Гилас красками своего клана — должно быть, он безоглядно верил, что она благосклонно примет это, и что сын её, суровый Риогран, не посмеет низвергнуть в пучину вод образ своей великой Матери. И, стоя возле неё, глядя на блики солнца на бортах и вздувавшиеся пузырями паруса, Адриан понимал и разделял эту безоглядную веру. Она была непобедима, священна, прекрасна.