Юлия Остапенко - Тебе держать ответ

— Жалко, — сказал Адриан. — Так жалко… я так долго сюда ехал. Хотел хоть посмотреть на неё…

— Я тоже долго ехал, — сказал мальчик со «Светлоликой Гилас», и хвастовство в его голосе уступило место сочувствию. — А ты откуда?

— Из Эвентри, — машинально ответил Адриан.

— Так я тоже из Эвентри, — обрадовался мальчишка и плюхнулся на доски рядом с Адрианом. — То есть оттуда моя мама. А отец из Хэдлода, мы там и жили, в Хэдлоде, в Старой Щепке — это деревня такая на побережье… А мамка из Кедрового Дола, там устраиваются большие эвентрийские ярмарки два раза в год, знаешь? Они с отцом моим там и встретились. Знаешь Кедровый Дол?

Конечно, Адриан знал Кедровый Дол. Это была одна из самых богатых и процветающих деревень его отца. Его деревня. Этот мальчик в полосатых штанах и пропитанных солью башмаках был его мальчиком. Его человеком. «Я — твой лэрд», — подумал Адриан, и ему стало смешно. У него не было даже пояса с медной пряжкой, а башмаки «его» мальчишки явно были прочнее и надёжнее, чем прохудившиеся сапоги лэрда Эвентри.

— Ага, слышал, — сказал Адриан. — Мой отец туда тоже ездил… на ярмарку. Я из Живоселья. Знаешь?

Мальчишка поморгал, потом замотал головой. Живоселье — крохотное южное селение на самой границе с фьевом Иторн. Оно далеко от моря. Откуда ему знать?

— А почему ты здесь? Почему не ходишь с отцом в Уивиелл? — спросил Адриан.

— Помер он, — помрачнел мальчишка. — Потонул в бурю. Мамка после этого заболела и тоже померла, а дом наш мой дядька себе забрал, меня за порог… вот я и… а ты?

— У меня тоже никого нет, — сказал Адриан. «Только, — добавил он мысленно, — ты всех потерял, а я всех бросил. Я виноват, а ты нет. Ты лучше меня».

Мальчик немного помолчал, болтая свесившейся с мола ногой и ловя брызги пены на башмак. Усиливающийся ветер трепал его рыжие волосы.

— А спать ты где будешь? — спросил он вдруг. Адриан пожал плечами. Мальчишка посмотрел на него оценивающе — в точности как смотрели взрослые, размышлявшие, пустить ли его на порог или затравить собаками. — Я знаю тут одну ночлежку. Я там сам ночевал, когда только приехал. Если скажешь, что от меня, то на ночь-другую тебя даром пустят. Там хорошо, тепло и блохи не очень кусачие. Она в самом конце Золотушного переулка, это если отсюда идти, то вон туда и всё время налево. Скажи, что ты от Доффи. Меня Доффи зовут. А тебя?

— Ад… — начал Адриан — и прикусил язык с такой силой, что во рту стало солоно. Ну конечно — мальчик по имени Адриан из фьева Эвентри! Светловолосый, голубоглазый, с виду четырнадцати-пятнадцати лет. Маленький Доффи добрался сюда с другого конца страны, а ведь он ещё младше Адриана. Он не дурак, если даже и выглядит простачком, и вряд ли глухой. Просто он, кажется, и вправду хороший… а хорошие зачастую выглядят глупее, чем есть. И ещё они не обязательно оказываются такими уж хорошими, когда доходит до возможности получить награду за чужую голову.

— Эд, говоришь? Моего дядьку так же зовут… Запомнил, Эд? Золотушный переулок. Скажешь, что от Доффи.

— Запомнил. Спасибо, Доффи.

Ну что же… Эд так Эд.

Ночлежка оказалась и впрямь хорошей. Адриана пустили туда и накормили супом; правда, он подозревал, что куда больше имени корабельного чернорабочего Доффи на хозяина ночлежки подействовали три медяка, которые Адриан ему всё-таки заплатил. Это были последние его деньги, оставшиеся от зимнего заработка. Если он не найдёт работу или способ попасть на «Светлоликую Гилас», то вскоре умрёт от голода. Это было бы так глупо — дойти почти до конца и подохнуть на самом пороге.

Хозяин ночлежки сказал, что Адриан может ночевать в общей спальне три ночи. Там действительно было не так уж плохо — всё, что повидал Адриан, было всяко лучше подземелья в замке Эвентри. Правда, жутко воняло тухлой рыбой, прогорклым маслом и мочой, а блохи, вопреки заверениям Доффи, оказались свирепы, как дикие кабаны. Наутро, выйдя из ночлежки чуть свет, Адриан с удивлением увидел Доффи, сидящего на оглобле тачки и весело болтающего с развязного вида девицей в шерстяном платке. Девице было лет семнадцать, но болтовне Доффи она смеялась так, словно ему было все двадцать и в кошельке у него звенело серебро. Это его пряжка, понял Адриан. Даже чернорабочий с лордовского корабля тут в почёте.

— Привет, Эд! — заметив Адриана, крикнул Доффи и махнул рукой. — А я тебя искал. Как спалось? Есть хочешь? Пошли! Расскажешь мне про Эвентри. Я по нему соскучился.

Он вправду был хорошим, этот Доффи из Кедрового Дола.

Вопреки своему заявлению, расспрашивать Адриана Доффи ни о чём не стал — и это было большим облегчением. Они зашли в маленькую грязную таверну на этой же улице, сели за липкий стол, взяли эля и жареной рыбы, в которой костей было больше, чем мякоти, и маленький моряк принялся изливать на новообретённого товарища все свои радости и горести.

— Вообще-то на самом деле меня зовут Пит. Доффи — это меня так капитан Дордак назвал, за то, что у меня нос длинный. Разве длинный?.. Но мне нравится. Питом у нас в деревне так звали одного свинопаса, и над ним все смеялись, ну и надо мной заодно, нарочно делали вид, как будто меня с ним путают… Я, когда сюда приехал, тоже все сперва смеялись. А потом я показал капитану Дордаку, как я по мачте лазать могу. Залез на корабль и…

— Постой, — осадил его Адриан. — Как ты туда залез, если там на страже стоит этот, с арбалетом…

— Курт? У Курта только рожа страшная, а так он неповоротливый, что твой боров. Я у него между ног прошмыгнул, вот так — фьють! Капитан крик поднял, а я раз-раз — прыгнул на борт, за ванты ухватился, полез по мачте… хвать — а я уже в гнезде наверху!

— В гнезде?

— Ну, это корзинка такая, где вперёдсмотрящий сидит, — снисходительно пояснил Доффи и откусил от своей рыбёшки хвост вместе с неочищенным плавником. — И кричу им сверху: смотрите, как я могу! Я ещё и ловчее могу! Ну, капитан Дордак тут и засмеялся. А драить палубу, говорит, так же справно сумеешь? Сумею, говорю. Вот… Да ты эту рыбу вместе с косточками ешь. Косточки — они самые вкусные!

Адриан слушал, кивал, смеялся его шуткам. Потом они вместе затянули песенку, которую пели эвентрийские крестьяне во время жатвы. Она нравилась Анастасу, и он научил ей Адриана, а Доффи узнал её от своей матери. Потом Доффи спел несколько морских песенок, и немногие посетители таверны, заглянувшие в её душный полумрак этим утром, хохотали и хлопали чистому мальчишескому дисканту. Адриану было хорошо и весело. И страшно, где-то очень глубоко, в тайном, тёмном месте, из которого на него всегда смотрели фиолетовые глаза леди Алекзайн, чёрные глаза Тома и разноцветные глаза Вилмы. Где-то в этом тайном месте у него ёкало, ёкало, ёкало, как будто там билось ещё одно, чёрное, чужое сердце, гнало по жилам странную чёрную кровь. Адриан не хотел ощущать это, но у него не было выбора. «Ты должен научиться слушать. Научиться хотеть», — сказал ему его леди. Он хотел и слушал.