Юлия Остапенко - Тебе держать ответ

Как будто он знал, как всё это остановить.

Адриан захлопнул книгу — одновременно с новым раскатом грома. Похоже, дождь и впрямь зарядил надолго — лило с самого утра и ничуть не собиралось светлеть. Адриан оттолкнул от себя закрытую книгу, откинулся на спинку кресла и, сосредоточенно глядя на огонёк свечи, медленно и чётко сказал:

— Miale kelu nostro ortedzhi karune, al’tazaro otro. Mielane kirpin, suleno ordan biene, letorgo, leturae it nardo. Kropastia mino ed spedra kal’nioza brusta. Kropastia mino ed spedra kal’nioza brusta, riverrado al’dano, it orpio, it narue. Dra fiosa lienne rista, ed miale kkelu ariona dar Battiia Rosa.

И удовлетворённо вздохнул.

Первую страницу он уже знал наизусть.

Снова хлопнуло — но не окно на этот раз, которое Адриан прикрыл плотно, а дверь. И ему даже не надо было оборачиваться, чтобы знать, кто это.

— И когда ты уже выучишься стучать? — спросил Адриан, не поднимая головы и снова раскрывая «Miale Allerum».

— Госпожа зовёт тебя, — сказал Вилма очень тихо. Так тихо, что Адриан обернулся на неё в изумлении, почти уверенный, что ему почудилось…

И впрямь почудилось — откуда бы в голосе маленькой служанки взяться столько ледяной, едва сдерживаемой ярости?

Вилма стояла, низко опустив голову, и эта покорная поза была для неё чем-то новым. Вообще, они недурно ладили после памятного визита в деревню — Вилма больше не подзуживала его, а Адриан ей почти не огрызался, и помыкать старался поменьше, одёргивая себя, когда хотелось, по старой памяти. И тут — такое. С чего бы?

— Я тебя чем-то обидел? — бесхитростно спросил он.

Вилма вздрогнула, но головы не подняла. Только повторила:

— Госпожа зовёт тебя. Она у себя, — и, к вящему изумлению Адриана, стрелой вылетела из комнаты.

Помедлив, Адриан вышел. Пламя свечи потянулось за ним вслед.

Идя по коридору к опочивальне Алекзайн, он в который раз подумал о том, до чего тёмен и пуст этот дом. И в который раз озадачился, почему у леди так мало слуг. И в который раз решил, что это не его дело. И в который раз задал себе вопрос, как долго он ещё собирается здесь оставаться…

И в который раз не смог ответить.

Она не гнала его. Но и не предлагала остаться. Разговоров про мор и его предназначение больше не заводила, чему Адриан был несказанно рад. Он вообще редко её видел. Она почти не выходила из дома и из своей спальни, лишь изредка Адриан видел её в гостином зале внизу, у камина, с книгой или шитьём. Шила она сорочку из синего шёлка, одну и ту же, и книгу читала одну и ту же, всегда на одной и той же странице. Адриан теперь знал, что это «Вечное Слово Гилас», Песнь об изгнании Яноны. Адриан когда-то знал эту песнь наизусть, хотя любимая дочь Молога пугала его, пожалуй, больше остальных тёмных богов.

Осмелев, он как-то спросил Алекзайн, неужели ей так нравится эта Песнь, что она читает её снова и снова. Та лишь улыбнулась в ответ, как делала очень часто, и он не стал повторять вопрос. Он вообще чувствовал нутром, что задавать ей слишком много вопросов опасно — хотя это и был нелепый страх, ведь она вовсе не желала ему зла. Иногда Адриану казалось, что, если бы он остался с ней навсегда, она так и улыбалась бы ему уголками губ, положив пальцы на страницу с Песнью об изгнании Яноны, и что, когда бы он умер рядом с ней от старости, она, ничуть не изменившаяся, сидела бы всё так же и через сто, и через тысячу лет.

Он подумал об этом снова, занеся руку над ручкой двери в её спальню. Рука повисла в воздухе, медленно сжалась в кулак. Сглотнув от неясного, но мучительно тревожного предчувствия, Адриан негромко постучал.

С другой стороны двери не раздалось ни звука.

— Миледи? — он постучал снова. — Миледи, вы здесь?

Она не отвечала. Он собрался с духом и толкнул дверь.

И вспомнил отчего-то Вилму — низко опустившую голову Вилму, Вилму, не смотревшую ему в глаза, — когда дверь открылась.

Спальня была пуста. Кровать застелена. Свет не горел. Дождь хлестал в раскрытое окно.

— Миледи?..

Он услышал то, что сперва принял за шум дождя — и через мгновение понял, что это плеск воды в купальне, находившейся за небольшой дверью в южной стене. Дверь была приоткрыта.

С побелевшими, пересохшими губами и застывшим лицом Адриан переступил порог.

Она сидела в воде и смотрела на него снизу вверх. Распущенные волосы плавали по поверхности воды, поблескивавшей в пламени свечей. За окном вновь громыхнуло, вспышка молнии осветила купальню — и лицо Алекзайн, обращённое к Адриану.

— Подойди.

Он подошёл на негнущихся ногах, ничего не видя, кроме её покатых белых плеч, блестевших на свету, и холмиков грудей, вздымавшихся над водой. Адриан почувствовал, что ногам стало мокро, и только тогда понял, что стоит на самом краю круглого бассейна. Алекзайн шевельнулась, выпрямляя ноги в воде. К мраморным краям бассейна пошла рябь.

— Я хочу поговорить с тобой.

Волосы вились в мутной воде, словно чёрные и красные змеи. Тонкая, как ветка, рука скользнула под водой, пряди зашевелились, обвивая пальцы.

— Когда ты собираешься отправиться, Адриан?

— Отправиться? — еле выговорил он.

— Да. Время идёт. И мор не станет ждать. Когда ты отправишься?

— Куда? — совершенно не соображая, о чём она говорит, хрипло спросил Адриан.

— В Сотелсхейм, — ответила леди Алекзайн и стремительно перевернулась в воде, хлестнув руками и волосами по её дрожащей глади. Тёплая волна обдала ноги Адриана до колен. Алекзайн медленно приняла прежнюю позу и легла на спину. Несколько мгновений Адриан видел маленькие пальчики на её ногах и тёмные соски, прежде чем они ушли под воду.

— В Сотелсхейм, — повторила Алекзайн, и он заставил себя перевести взгляд на её лицо, такое же серьёзное и спокойное, как и тогда, когда она сидела у окна, придерживая рукой раскрытую книгу. — Я понимаю, как тебе страшно. Я понимаю, ты не знаешь, с чего начать. Ты боишься. И это верно. Ты будешь бояться, пока не сделаешь, и пока не увидишь последствий того, что сделал. А потом страх уйдёт.

«Когда я вижу последствия, я боюсь ещё больше!» — крикнул бы он, если бы её кожа не золотилась в свете свечей, если бы отблески молнии не отражались в её зрачках, если бы вода не пахла так, словно в ней совершила омовение сама Гилас.

Не понимая и не помня, что она спросила и что нужно ответить, Адриан сказал:

— Да, миледи.

— Когда ты отправишься в Сотелсхейм, Адриан?

— Завтра… Сейчас. Когда вы прикажете.

Лёгкий смех, смешанный с плеском воды. Она перевернулась на живот и поплыла к нему, раздвигая воду сильными широкими гребками. Вода дрожала, свет преломлялся сквозь рябь и посылал цветные переливы по её обнажённой коже. Белая рука ухватилась за мраморный бортик бассейна. Сильным всплеском залило ближайшие свечи.

— Я рада, что ты решился, — мягко сказала Алекзайн. Её подбородок и правая рука лежали на скользком от воды мраморе у ног Адриана. Ему вдруг отчаянно захотелось сбросить обувь — до такой степени, что он ощутил нестерпимый зуд в ступнях, будто не мыл их целый год или страдал от лишая. Он нервно перебрал ногами, словно взволнованный жеребец. Алекзайн смотрела на него без улыбки.