Юлия Остапенко - Тебе держать ответ

Мальчишка-виночерпий откровенно скучал, вертя головой и ловя мух. Сенешал и референдий глядели на Эда во все глаза, затаив дыхание, не смея вмешиваться. Эд мог представить, с каким упоением они понесут в Верхний город весть о том, что выскочка Эфрин наконец разоблачён, предан опале и брошен в застенок, где палач выведает у него ответы на бесчисленные вопросы, над которыми весь благородный Сотелсхейм уже два года ломает голову…

Писец усердно документировал.

— Мой лорд, — сказал Эд, — я взял на себя смелость трактовать то, что услышал, и мог ошибиться. Но тугим на ухо я себя, с вашего позволения, не считаю, ибо не имею на то оснований. Я услышал имя Ортойя. Я назвал его вам. Пусть более светлая голова, чем моя, делает из этого дальнейшие выводы, раз я ошибся.

— Ты не ошибся, Эдо, — очень мягко сказал конунг. — Ты не ошибся.

«Ты солгал», — закончил его взгляд.

«Нет, — ответил глазами Эд. — Нет».

— Все вон, — сказал конунг.

Референдий шумно вскочил с места и стал сгребать бумаги. Сенешал поднялся с гораздо меньшей охотой, пристально глядя на Эда. Писец опомнился последним — он всё ещё скрипел пером, не на шутку увлёкшись документированием. Виночерпий очнулся и вопросительно взглянул на конунга. Тот жестом велел ему остаться.

Когда члены совета покинули зал, конунг сказал:

— Эд, скажи теперь, что я должен с тобой сделать?

— Мой конунг…

— Я был о тебе лучшего мнения.

— Мой лорд, я…

— Молчать.

Эд умолк.

Грегор Фосиган повернулся к нему. Шагнул вперёд — серебряная цепь на его груди тяжело качнулась, — схватил крепкой волосатой рукой запястье Эда и дёрнул его вверх, заставив раскрыть ладонь.

Мокрую, чуть заметно подрагивающую ладонь.

— Ты совсем не умеешь врать, — сказал конунг и отпустил его. — Именно это мне всегда в тебе нравилось. Я полагал, что рядом со мной наконец оказался хоть один человек, который не станет хитрить и не попытается меня одурачить. Хотя бы потому, что не сможет сделать это так, что я не замечу.

— Мой лорд… выслушайте…

— Ещё одно слово, и выслушивать тебя станет палач.

Эд перевёл дыхание. Сердце будто безумное колотилось в его груди, но он больше не пытался заговорить. Он сдался.

Идиот… безмозглый идиот. Попался, как дурак, как мальчишка. Не надо было торопиться, нельзя, нельзя торопиться в таких делах, давно ведь это понял! Нельзя, даже когда возможность кажется такой походящей… Особенно когда она кажется такой подходящей…

«Будь ты проклята, Алекзайн», — подумал Эд с ненавистью.

— Ты правда не знал, что он выжил?

— Нет, — ответил Эд. Теперь он понимал, как глупо было рассчитывать, что, исчезнув во тьме трущобных переулков, убийца сгинет бесследно.

— И что Ланс Ортойя выжил, ты тоже не знал?

Теперь Эд уже не смог скрыть потрясения. Конунг усмехнулся.

— Одна новость за другой, верно? Тут, впрочем, верю, что ты и впрямь обманулся. Ему здорово досталось — его ударили мечом по голове плашмя, сорвав половину скальпа, и я охотно верю, что он походил на мертвяка. По правде говоря, у меня было подозрение, что этим ударом ему слегка отшибло память, и он мог подзабыть кое-что из наущений своего батюшки и дядьёв… Однако стараниями господина Габбена сомнения оказались развеяны. Если бы было лишь слово убийцы против твоего, я бы, пожалуй, с радостью обманулся и поверил тебе. Но два слова, вырванных палачом, против одного твоего, сказанного в этом светлом и радостном зале… я не могу обманываться дальше, Эдо, даже если бы и хотел.

Эд молчал. Конунг снова хрустнул пальцами, потом досадливо крякнул — такое проявление чувств он себе никогда не позволял при посторонних.

— Ну, говори уже. Чем тебе так насолили эти несчастные Ортойя, что ты решил, будто смерть племянника будет им недостаточной карой? Или ты сам верил в собственное враньё? А?

Эд медленно опустился на колени. Посмотрел на конунга снизу вверх — не прятать, не прятать, только не прятать взгляд…

Мальчишка-виночерпий за конунговой спиной глядел на них во все глаза.

— Так, — сказал лорд Фосиган. — Всё понятно. Избавь меня от подробностей. И перестань трахать Ортойя — ну, кого ты там трахаешь? Леди Розалину? Или леди Гизеллу? Как бы там ни было, брось. И собачиться с ними тоже брось. О боги! А я-то думал, хоть один человек при дворе соизволяет не впутывать меня в свои мелочные дрязги. Сейчас мне только этого и не хватало… Встань с колен. Встань, не то я разозлюсь всерьёз. Бесы б тебя взяли… слов нет, мальчик, как ты меня огорчил. Намного больше, чем Квентин. Встань, кому сказано.

Эд поднялся. Склонился было к конунговой руке — и заработал короткую звонкую оплеуху.

— Прекрати пресмыкаться, — холодно сказал конунг. — Не заставляй меня пожалеть о моей снисходительности.

Эд вскинул голову и встретил его взгляд. Ясный, твёрдый, лишь слегка раздосадованный. «О боги, — подумал Эд, — если вы простите меня, клянусь, впредь я буду осторожен, я буду очень, очень осторожен».

— Будь осторожен, — сказал конунг вполголоса, заставив его вздрогнуть. — Не знаю, как насчёт Ортойя, но есть немало прочих, жаждущих увидеть твой труп в сточной канаве. Это за тобой они послали господина Габбена. Не за Квентином.

Эд подумал, что с самого начала знал это. Но искус был так велик…

— Не наказывайте Квентина, — сказал он. — Он молод. Вы будто сами не бегали по борделям в его годы.

Конунг скривился.

— Только избавь меня от нотаций, будь любезен. Мне виднее, как воспитывать моего сына. Ему, впрочем, сегодня уже досталось — между прочим, из-за тебя.

— Простите.

— У него просить прощения будешь. Всё, пошёл вон. И не показывайся мне на глаза.

Эд согнулся в поклоне. Прежде, чем он выпрямился, конунг сказал:

— Эдо, помни, что я сказал тебе после истории с Сальдо Бристансоном. Есть вещи, которые прощаются только один раз. И ты исчерпал свои квоты уже по всем пунктам.

— Вы со мной слишком терпеливы, мой лорд.

— О да. Слишком. Мне казалось, я велел тебе убираться вон. Ты тоже иди, — бросил конунг слуге. Оба они — мальчик и Эд — направились к выходу. Слуга, пятясь, вышел первым. Эд развернулся к двери, и конунг окликнул его в последний раз:

— Эд!

— Да, мой лорд?

— Сделай одолжение, скажи Магдалене, чтобы она подыскала мне нового виночерпия.

«Надо ехать», — подумал Эд, глядя на зависшее над сотелсхеймскими крышами солнце и щуря глаза. Он думал об этом и раньше — вчера, позавчера, неделю назад, всё время с того дня, как темнокожая и темноглазая роолло сказала ему: «Теперь можно». И: «Что делаешь, делай быстрее».

Ну что ж, он делал быстрее. И чуть богам душу не отдал, вместе с телом.

И кто-то другой был в ответе за это — не Эд.

Он шёл по двору замка и думал, как хорошо было бы сейчас остаться одному. И едва ему пришла эта мысль — он увидел Лизабет Фосиган, въезжавшую в ворота в окружении своих дам и поклонников.