Мила Лешева - Обрести крылья. Путь к звезде.

Через четверть часа, когда фургоны вытянулись рядами, а суета сменилась размеренным движением, я тронула коня, выделенного мне, и подъехала к Авраду. Он о чем-то задумался, так что мне пришлось окликнуть его.

— О, Лин, — выйдя из задумчивости, кивнул он, — ну как вы устроились?

— Все хорошо, мои друзья решили ехать в фургоне, а я — как видишь. Кстати, как тебе Шока? — кивнула я на прядавшую ушами кобылу.

— Отличная лошадка, — потрепал по холке Шоку Аврад, на что та только фыркнула.

— Расскажи, как твои дела, а то давно не виделись: то ты в странствиях, то у меня экзамены… Ты женился?

Он смутился, выглядело это забавно и одновременно трогательно. Улыбнувшись как-то мечтательно, произнес:

— Да, и знаешь… Скоро отцом стану, жене через два месяца рожать.

— Поздравляю, я же говорила, у тебя все впереди, — улыбнулась в ответ, — а как твоя сестра и племянник?

— Сестру я отселил: купил ей небольшой домик и назначил скромное содержание. Племянник живет со мной и помогает мне, стал настоящим мужчиной, жениться собирается. В общем, все замечательно!

— А в Кароне давно был? Мирта видел? Как у него дела?

— Три седмицы как вернулся. Вообще-то я сейчас стараюсь далеко не ездить, так что, наверное, не скоро побываю там снова. Мирт тебе привет передавал да звал приезжать, коли недалеко будешь. А у него все хорошо, вот только из-за драконов в Кароне с торговлей хуже стало: не пускают они новых людей в свои земли, только проверенные караванщики и возят товары к ним. Что-то Шатэрран затевают, а что — одни Боги знают.

— А в Торнар ты часто ездишь? И что за товар туда везешь? Если это не секрет, конечно?

— Да какой там секрет! — махнул рукой он, — туда везем сукно, оружие, специи с юга да магические амулеты. А вот назад повезем мех, шкуры морских зверей, поделочную кость да слезы моря.

Слезами моря в Аллирэне называли янтарь, он высоко ценился, так как использовался в магических амулетах и сложнейших стационарных артефактах.

— Ну а ты-то как, Лин? Смотрю, друзьями обзавелась, а по сердцу нашла себе кого? — подмигнул он мне, заставив смутиться.

— Я-то нашла, а вот он… — покачала головой, вздохнув, — не понимаю… То просто как к другу относится, то вдруг сделает что, а я думаю… Ай, ладно, не хочу об этом!

— Ну прости, коль за больное задел. Эй, Горт, ты чего творишь! — крикнул он одному из фургонщиков. — Прости, Лин, надо разобраться, что там случилось.

Дорога стелилась широкою лентой под копыта коня, весело перебрасывались шуточками охранники, а я вдруг почувствовала, как становится легко на сердце. Словно все проблемы и мысли уходили куда-то, растворяясь в стуке копыт и дуновении свежего ветра.

Дорога проходила на удивление легко и мирно, так что кое-кто из пожилых фургонщиков даже начал ворчать: мол, не к добру это, слишком уж все гладко. Охранники только отшучивались, весело переговариваясь между собой. Дойл с легкостью вошел в их компанию, что они там обсуждали, я не знала, хотя подозрения были вполне определенными: уж слишком быстро они замолкали при приближении меня или Сигни. Впрочем, и мы периодически перебрасывались шуточками, порой весьма рискованными, с Крайном и другими парнями помоложе. На привалы караван останавливался на лесных полянах: как сказал Аврад, постоялые дворы по этой дороге были такие, что в хорошую погоду было лучше ночевать в лесу, чем поить своей кровью клопов в местных «гостиницах».

На третий вечер мы остановились лагерем на пологом берегу неширокой реки. Только успели распрячь и расседлать лошадей да разжечь костры, как послышался стук копыт и скрип фургона из-за кустов, что отгораживали место нашего привала от дороги. Охранники насторожились, схватившись за оружие, и тут же расслабились, когда увидели выехавший на берег фургон. Я никогда не видела такого ранее: необычно длинный, он был еще и странно ярким, покрывающая его ткань была расписана языками пламени. Похоже, его вид удивил только меня, у остальных, напротив, на лицах было радостное ожидание.

— Сигни, — позвала я подругу, рассматривавшую фургон с лицом ребенка, увидевшего конфеты, — а кто это?

Она недоуменно посмотрела на меня:

— Лин, ты что, никогда бродячих артистов не видела?

Я почувствовала себя полной дурой. Да, я действительно не видела их раньше, но слышала ведь! Впрочем, мне надо было что-то ответить, так что я покачала головой:

— Нет, ни разу.

Фургон остановился, и из него выпрыгнул средних лет сухощавый мужчина, который поклонился Авраду и спросил:

— Достопочтенный нар, вы не будете против, если мы остановимся на ночлег рядом с вашим караваном?

— Разумеется, нет, дорога общая, — пожал плечами Аврад и протянул руку, — я Аврад.

— Меня зовут Гарш, а это моя труппа. Если желаете, мы можем вас развлечь песнями и историями этим вечером, — ответил тот.

— Не откажемся, а вы угощайтесь из нашего котла, — кивнул Аврад.

Я взглянула на Сигни, она сияла:

— Здорово, музыку послушаем! Смотри, музыкант!

Я повернулась и увидела, как из фургона выпрыгнул парень, державший в руках аритан. Неожиданно почувствовала, как зудят кончики пальцев: до дрожи захотелось взять в руки инструмент, поиграть… Странно, в Академии даже и мысли об этом не возникало, не то что такого сильного желания!

После ужина все расположились кругом костра, приготовившись слушать. Как оказалось, в труппе Гарша было семь человек, четверо мужчин и трое женщин. Они странствовали по миру, разыгрывая простенькие спектакли, пели, танцевали — словом, ничего необычного. Сейчас они расселись на поляне, причем женщины подсели поближе к охранникам и откровенно с ними кокетничали, а одна из них, пышногрудая брюнетка лет двадцати пяти, практически открыто соблазняла Дойла. На меня и Сигни артисты посматривали с опасливым любопытством. Странно, а вот Дойл у них такого чувства не вызывал, почему бы это?

Музыкант — его звали Кан — поклонился и начал играть. Играл он неплохо, и голос был приятный — красивый баритон — но вот песни… Опять эти сентиментальные песенки, в стиле «пастушьих песен» XVII века в моем прежнем мире! Неужели у них нет ничего другого? Однако все слушали, затаив дыхание. Или это я такая привереда?

Через час он отложил аритан, а Гарш принялся рассказывать веселые истории. Не выдержав, я подошла к инструменту и пробежалась пальцами по ладам. За разговорами и смехом никто ничего не услышал, поэтому я принялась тихонько что-то наигрывать.

Внезапно я поняла, что на поляне воцарилась тишина. Подняв глаза, увидела, что все присутствующие смотрят на меня, причем Сигни и Дойл — с каким-то нехорошим интересом. Смутившись, я протянула аритан подошедшему Кану: