Мила Лешева - Обрести крылья. Начало.

Мы были в пути уже три седмицы, оставалось совсем немного — три перехода, когда обоз остановился на ночлег в небольшом селе. Во время ужина к Авраду подсел за стол хозяин постоялого двора и, подлив тому в кружку пива, сказал, суетливо потирая руки:

— Тут эта, дело такое… Лихие люди, значится, в лесу шалить начали. Наши мужики, значится, на базар в столицу ездили, расторговались добре, а як назад вертались — тут их и встренули. Кошели забрали, да и их потрепали знатно. Так я, значится, упредить вас хотел. Вы коли поедете завтрева, так броньки б своим людям вздеть велели.

Аврад с Хаканом переглянулись, и последний спросил:

— Так а столицу о разбойниках уведомили-то?

— Да чо уж там, — махнул рукой хозяин, — весточку-то послали, значится, да токо когда еще воев оттель пришлют! А вам-то небось ехать счас надобно!

— Спасибо тебе, добрый человек, — сказал Аврад, вставая и кидая хозяину серебрушку, которую тот поймал, кланяясь. — Хакан, предупреди всех. Завтра поедем в доспехах. Лин, — обратился он ко мне, — завтра поедешь в фургоне, и не спорь!

— И не собираюсь, — пожала плечами я, — случайную стрелу поймать как-то не хочется. А с кобылой моей что делать?

— Привяжем к фургону сзади, авось не прибьют ее. Все, лучше сегодня пораньше спать лечь, завтра выедем чуть свет.

Утром охранники впервые за всю дорогу надели кольчуги и шлемы. Зарядили арбалеты, особо тщательно проверили упряжь и копыта лошадей. Возчики нацепили куртки из грубой кожи с приклепанными к ним металлическими пластинами, меня усадили в один из фургонов, велев сидеть тихо и наружу не выглядывать. Все были серьезны, ни одной шуточки или подначки — неудивительно, ведь случиться могло всякое.

Садясь в фургон, я поймала Крайна за руку и спросила:

— Крайн, а мы теперь так до столицы поедем, не знаешь?

— Нет, — покачал тот головой, — опасные места только сегодня. Ладно, пошел я.

— Хорошо, — кивнула я, и когда он уже стал отходить, добавила, — рыжик, вы там поберегите себя.

Цокали копыта, скрипели и тряслись фургоны, негромко перекликались воины. Обоз двигался вперед, а напряжение буквально витало в воздухе. Четверть часа назад начался самый опасный участок дороги — здесь лес вплотную подступал к ней. Выглянув в щелочку, я увидела картину, какую лишь однажды видела ранее: кроны деревьев сплелись над дорогой, закрывая её от солнца, так что мы ехали словно по коридору.

В одно мгновение напряженная тишина сменилась звуками боя, как будто взорвалась бомба. Звон клинков, свист арбалетных болтов, крики… Вдруг в холст, закрывающий фургон, в котором я сидела, до боли в пальцах сжимая рукоять кинжала, ударила горящая стрела, мигом воспламенив его. Я выхватила кинжал и принялась отрезать ткань, благо, кинжал резал её как бумагу. Тем не менее огонь распространялся так быстро, что мне пришлось полностью срезать её, чтобы не допустить распространения пожара. Бросив холст на землю и облив его водой из фляги, я выпрыгнула из фургона, впрочем, сейчас это была скорее телега, и оглянулась.

Как описать такой бой? Не знаю, мне показалось, что это скорее свалка, ничего красивого в этом уж точно не было. Охранники рубились с одетыми в кожу нападающими, а один из них пока безуспешно пытался подстрелить арбалетчика, что сеял хаос и смерть, скрываясь между ветвями. Я прижалась спиной к ободу колеса, сжимая кинжал, и молилась всем Богам, чтобы все наши остались живы.

Наверное, всему виной было то, что я не смотрела по сторонам, напряженно наблюдая за боем. Поэтому резкий рывок за косу, от которого я чуть не полетела кубарем, стал для меня стал неожиданностью. Громадный косматый мужик дернул меня к себе, наматывая косу на кулак, и мерзко усмехнулся:

— Ух ты, добыча знатная, давно у меня девки не было. Да и парни позабавиться не откажутся.

На меня вдруг нахлынуло холодное спокойствие. Я вспомнила все, чему меня учили, и когда мерзавец притянул меня к себе, выхватила кинжал и вонзила его во впадину чуть ниже кадыка. Разбойник захрипел и свалился у моих ног, а я, сжимая окровавленное лезвие, оглядела поле боя. Похоже, арбалетчика наконец подстрелили, а в бою на мечах разбойники воинам были неровней. Так что через пару минут все было кончено, а меня начало трясти — наступила реакция, я осела на землю.

— Лин! Лин, с тобой все в порядке? — подбежал ко мне Крайн, по щеке течет кровь, кровь на распоротом рукаве камзола, — ответь что-нибудь!

— Рыжик, ты живой, это хорошо, — словно в состоянии транса проговорила я, — у меня все нормально, видишь? — и протянула ему кинжал.

Парень покачал головой, заглянул мне в глаза. И вдруг мою щеку обожгла хлесткая пощечина:

— Приди в себя, Лин!

Подняла на него взгляд, видимо, он был злым, так что Крайн отступил на шаг назад.

— Все, Лин, мир! Успокойся, ладно? Почему ты не в фургоне? Хотя… А где фургон?

— Горящая стрела попала, пришлось срезать крышу. Я тут сидела, а потом, — я каким-то беспомощным жестом указала на труп напавшего на меня разбойника.

Рыжий присел на корточки, перевернул мертвеца и уважительно присвистнул:

— Прямо в нужную точку ударила. Молодчина!

Меня скрутило: голова кружилась, мутило, к горлу подступала тошнота. Начала оседать на землю, однако Крайн подхватил меня:

— Это что, твой первый? В смысле первый труп?

— Дда, — у меня начали стучать зубы, — прости, не могу успокоиться.

— Идем, — и он потащил меня туда, где между собой о чем-то спорили Аврад и Хакан. Подойдя к ним, он попросил у Хакана фляжку и велел мне выпить.

— Но… — я попыталась спорить, однако мгновенно была прервана.

— Я сказал пить, значит пей. Считай это лекарством.

Я глотнула. Боги, что за жуткий горлодер! Прокашлявшись и смахнув выступившие слезы, я прошипела:

— Ну, рыжий, ты…

— Как ты? Не жалеешь, что убила этого? — Крайн пнул тело, карие глаза испытующе уставились на меня.

— Нет, тут был или он, или я. Он сам выбрал свою судьбу. А что с остальными? — встрепенулась и принялась оглядывать поле битвы.

— Нам очень повезло, мы все живы. Правда, у Трейна нехорошая рана, но он выкарабкается. Поможешь с перевязкой?

— Если мне скажут что делать, а то я в этом ничего не понимаю.

Следующие два часа мы занимались ранеными: промывали раны крепким вином, что держали для таких случаев, делали перевязки, укладывали особо тяжелых в фургоны. Пара ребят прошерстила карманы разбойников, я спокойно за этим наблюдала. Мародерство? Черта с два, они сами на нас напали, сами выбрали свою дорогу на кладбище, и деньги им там точно не понадобятся. Мне ребята с поклоном отдали мою долю — шестнадцать серебряных.

Сидя в седле, я оглянулась на трупы разбойников. Странно, почему я так спокойна? Первое убийство, а у меня нет ни малейших угрызений совести… Неужели я настолько изменилась? А впрочем, я никогда не была хорошей христианкой, и принципы Ветхого завета были мне ближе, чем идеи всепрощения! Тряхнув головой, я усмехнулась и не оглядывалась более…