Пола Брекстон - Серебряная ведьма

Я бросаю в огонь толстое полено, подняв небольшой сноп искр. На мгновение становится дымно, потом кора загорается, и пламя начинает жадно лизать дерево. Я поворачиваюсь к принцессе. Венна встречается со мной взглядом – она одна из немногих, кто на это способен – и начинает говорить. Голос ее ровен.

– Я не стану оскорблять тебя беседой о пустяках, Сирен Эрайанейдд. Я пришла сюда, ибо ты единственный человек, способный мне помочь.

Услышав эти слова, Неста начинает ерзать на своем месте, и ее и без того кислая физиономия мрачнеет еще больше.

– Что я могу сделать для тебя, принцесса?

Мгновение она колеблется, чуть заметно задержав дыхание, однако самообладание ей не изменяет.

– Принц Бринах и я поженились четыре года назад, но Бог до сих пор не послал нам детей.

Неста больше не может молчать:

– Я же говорила, моя госпожа, дело тут не во времени. Если бы ты следовала моим советам…

– С меня хватит твоих мерзких зелий и указаний, унижающих мое достоинство, – перебивает прислужницу принцесса Венна и поворачивается ко мне. – Принцу нужен наследник. И подарить его должна я.

Стало быть, она пришла за тем, что каждая женщина считает глубоко личным. Конечно, для принцессы продолжение рода – дело не только личное. И никто не знает об этом лучше, чем Венна. Ибо если нет ни любви, которая привязывала бы к ней принца, ни общего ребенка, единственное, что остается, – ненадежные узы политики. Если наш правитель сочтет, что лучше разорвать союз с родней жены, долго ли удержится на ней корона? Я знаю, чего стоило Венне искать помощи у меня . Ее могла бы остановить гордость. Или нежелание признаться в женской несостоятельности. Что за глупые мысли, ведь о ее бесплодии известно всем.

– Ты можешь помочь? Ты способна сослужить принцу эту службу?

Теперь я понимаю. Она умная женщина, нечего сказать! Доверив лечение своей хвори мне, она тем самым гарантирует себе защиту: если ей и теперь не удастся произвести на свет наследника, в этом можно будет обвинить меня. И в то же время принцессе известно: если я добьюсь успеха и она все-таки подарит мужу долгожданного ребенка, все лавры достанутся ей одной. Венну будут восхвалять и почитать, и ее положение упрочится раз и навсегда. Быть может, она даже завоюет любовь Бринаха. Но если она не родит, обвинят меня: принцесса наверняка пустит слух, что искала помощи у пророчицы. В этом случае ее больше не будут считать единственной виновницей того, что в их браке нет детей, и, может статься, принц Бринах перестанет считать мое общество таким желанным. Неужели это и есть тайный мотив? Тогда она в самом деле умная женщина, ибо я не могу ей отказать.

Я встаю и снимаю с крюка на стене нож. Женщины вздрагивают, их глаза расширяются, тела напряжены. Я быстро поворачиваю нож острием к себе, а рукоятью – к принцессе.

– Отрежь мне прядь своих волос.

Венна берет нож, и Неста начинает возиться со шпильками, которыми заколоты волосы принцессы.

– Ты должна сделать это сама, – объясняю я.

Она решительно срезает толстую прядь. Стало быть, хочет, чтобы магия сработала.

Я забираю локон и туго сворачиваю, затем беру из сундука маленький кожаный мешочек, кладу в него драгоценную прядь, затягиваю кулиску и опускаю в карман своей туники.

Я стою, и мои гостьи тоже поднимаются.

– У тебя будут какие-нибудь указания для меня? – спрашивает принцесса Венна. – Надо ли мне предпринять какие-то действия, что-либо…

Она опускает глаза, и на мгновение, в первый и единственный раз, под личиной важной высокопоставленной госпожи я вижу уязвимую молодую женщину.

Я качаю головой.

– Что должно быть сделано, сделаю я.

Мы выходим из хижины и видим Шона – он дышит на замерзшие руки и топает заледеневшими ногами. Юноша производит столько шума, что вряд ли бы он что-нибудь услышал, даже если бы к нам приближалось целое войско. Замечая нас, он снова принимает надменный вид и занимает свое место подле принцессы.

Женщины вновь надевают капюшоны. Принцесса Венна достает бархатный кошель и протягивает мне.

– Вот твоя плата за труды.

Хорошо, что темнота скрывает выражение моего лица. Повисает тишина: я охвачена яростью, а стоящая передо мною троица ждет ответ. Когда я наконец прерываю молчание, в моем голосе звучит гнев. Принцесса хорошо знает, как задеть меня, и нарочно делает это в присутствии племянника, чтобы тот рассказал об оскорблении Родри.

– Я тружусь для блага принца Бринаха. Ради его безопасности, ради его милости. Провидицу нельзя нанять за деньги. Мой дар не продается.

Яркую луну поглощает туча, придавая вес прозвучавшим словам, и окутывающая нас тьма сгущается. Больше нам нечего сказать друг другу. Принцесса подбирает с земли свою гордость, собирает прихлебателей и поворачивается в сторону возвышающегося на острове дворца. Я стою и смотрю, как троица растворяется в ночи.

Затяжной моросящий дождь окрасил пейзаж в мутные серые тона, и Тильда рада: погода заперла ее в студии, где можно полностью отдаться работе. Однако тусклый дневной свет усугубил проблемы с электричеством – чтобы осветить помещение, Тильда вынуждена пользоваться свечами и фонарем «летучая мышь». Больше часа назад она поднесла спичку к дровам в печи, и теперь в студии достаточно тепло. Чертополошка, следующая за хозяйкой по пятам, словно серая тень, устраивается на расстеленном перед печкой лоскутном коврике. В студии царит уютная атмосфера. Тильда сидит на пыльном, испачканном глазурью стуле рядом с выходящими во внутренний дворик стеклянными дверями, держа на коленях альбом для эскизов, и пытается воспроизвести на бумаге те формы и очертания, которые видела среди искривленных ветвей деревьев, растущих на искусственном острове. Она набрасывает их быстро и уверенно – огрызок мягкого карандаша оставляет на бумаге толстые штрихи. Тильда старается вспомнить, как ветви сплетались и пересекались друг с другом.

Как будто зимние ветра завязали их в узлы.

Она намерена изготавливать фирменные, похожие на луковицы, горшки, украшая их затейливыми струящимися узорами. Она еще не решила, какие будет использовать цвета. Следует ли выбрать терракоту или лучше покрыть глину яркими глазурями? Она задумчиво грызет карандаш, вдруг ее взгляд отрывается от альбома и упирается в холодную бездействующую печь, чей вид заставляет Тильду признать неоспоримый факт – без надежной подачи электропитания она не рискнет обжигать горшки, на которые будет потрачено столько труда.

Нет электричества – нет обжига. Нет обжига – нет горшков. Нет горшков – нет денег.

Она хмурится, закусив деревянный карандаш, не желая слушать внутренний голос, внушающий, что делать наброски бессмысленно: при нынешнем положении вещей она не сможет воплотить замыслы в готовые керамические изделия. Вздохнув, Тильда отворачивается от обжиговой печи и, щурясь, сморит в окно. Дождь стихает, серая туча начинает рассеиваться. Озера почти не видно, однако отблески солнца на вершинах возвышающихся за ним гор говорят: погода медленно улучшается. Она оставляет альбом на полу, вспомнив, что хотела найти бинокль. Почему бы не начать поиски со стоящей в углу студии груды коробок? Тильда открывает и закрывает несколько штук, мысленно готовясь к тому, что найдет в них фотографии Мэта или какие-нибудь вещицы, напоминающие о времени, которое они провели вдвоем. Но к счастью, находит то, что ищет, уже через несколько минут. Стоя у панорамного окна, Тильда регулирует бинокль, наводит на озеро и рассматривает его и окрестности. Церковь найти легко: ее темно-серая башня заметно возвышается над почти монохромным ландшафтом. Даже вода потеряла все оттенки и стала похожа на расплавленный металл, усеянный расплывчатыми точками водоплавающих птиц. Остров кажется сегодня таким же бесцветным, как и все остальное, и даже сильные линзы бинокля не помогают Тильде разглядеть ни одной полезной детали.