Оксана Васильченко - Забытый Завоеватель (СИ)

Он, словно гигантская рука, тянулся на сотни метров, доставая в любые уголки поля боя, и если на его пути попадался человек, он словно сдувался, падая на землю бумажной куклой.

Разбойники и жрецы, находящиеся от поля боя на довольно большом расстоянии, видели, как позади монстра выросла какая-то огромная тень.

Он взмахивал кинжалам, указывая им в ту или иную сторону, и повинуясь его воле, в том направлении устремлялся гигантский бестелесный кулак.

В этот момент монстр был похож на темного бога, расправившего черные крылья над телами жертв.

Битва длилась всю ночь и завершилась лишь на заре нового дня.

Жрецы, лучники и маги пытались отвлечь демона от своих погибающих соратников, но вместо этого навлекли на себя его гнев и были все до одного уничтожены.

То ли по чистой случайности, то ли благодаря тому, что противник начал уставать от непрекращающегося боя, оставшимся рыцарям, паладинам и наемникам удалось его ранить.

Кто-то из них смог пробить его броню и отрубить часть руки, в которой был зажат кинжал. В конце концов, рыцари смогли обездвижить демона, пробив его ноги копьями. Чей-то меч пронзил его позвоночник, и монстр упал на колени, оказавшись прикованным к горе трупов.

Но, несмотря на обездвиживание, темный продолжал отчаянно сражаться и никто не мог к нему приблизиться.

От армии, насчитывающей около ста тысяч солдат, к этому моменту осталось всего несколько сотен — остальные погибли и дезертировали.

В конце концов, оставшиеся паладины решили пойти на крайние меры. Проведя состоящий из трех этапов тайный ритуал, они призвали Бога Жертвоприношений Тхулга. Они принесли себя в жертву, чтобы лишить демона сил, и забрать у него жизнь.

Рыцари и наемники, которые не сбежали во время боя и выжили после ритуала, были настолько истощены, что когда бандиты начали мародерствовать, ни один из них не смог оказать сопротивления и все они были убиты.

— Вот, что произошло с остатками вашей армии. Хе-хе. Прости.

— Брат, ты закончил? Я хочу, наконец, испытать этот меч.

— Да, действуй.

Видя, как младший из бандитов занес над его головой меч, Глэдис закрыл глаза, покорившись судьбе. Он был без сознания слишком долго, и его тело отказывалось повиноваться. А вокруг не было никого, кто мог бы ему помочь.

"Отвергнут ли меня снова?" — Этот вопрос он задавал себе уже двадцать седьмой раз.

Двадцать семь.

Именно столько раз его выбрасывало в этот мир. Снова и снова. Мгновение и он оказывался в пустоте, в которой барахтался, упиваясь своим горем и бессилием.

Воспоминания, о которых сущность, некогда бывшая Роталом, не хотела вспоминать, то и дело вспыхивали в ее голове.

Растерзанные, истекающие кровью родители, погибшие задолго до его совершеннолетия. Искаженные гневом лица людей, жаждущих и его смерти. Лица ублюдков, беспощадно уничтоживших всех, кого он любил. Ненависть придала ему сил, но, благодаря ей, Тьма смогла покорить его душу.

Он осознал, кем стал, только после того, как пал в битве с людьми, объединившимися ради борьбы с ним, превратившимся в чудовище.

Но он почему-то не умер. Точнее, его тело умерло и со временем сгнило, но душа помнила все, что он когда-то совершил, и от этих воспоминаний ему становилось тошно.

Его душа каждый раз вселялась в новое живое существо, но едва успев ощутить сладкий вкус жизни, снова возвращалась в небытие. Так было в прошлые двадцать шесть раз и так, скорее всего, будет в двадцать седьмой. Он понимал, что это расплата за прошлое.

Покорившись судьбе, то, что некогда было Роталом, затихло в ожидании очередной смерти. Он слышал крики и вопли, и был момент, когда ему показалась, что смерть, наконец, пришла. Затаив дыхание, он терпеливо ждал.

Казалось, прошла целая вечность, а смерть все не наступала. Вместо этого он чувствовал теплоту заботливых рук, с нежностью прижимающих его к себе. Сущность окружала тишина, не нарушаемая ни единым звуком. А потом раздался тихий, жалобный плач.

Удивившись такому повороту событий, существо, широко открыв рот, громко заорало.

Стоило ему зарыдать, как тихий плач прекратился, сменившись криками радости.

Озадаченный и одновременно ликующий, он решил, что это даже неплохо, еще раз побывать в Ловисе.

***

Оказавшись в беспомощном теле, единственное, что он мог делать, это закрыв глаза, с нетерпением ждать наступления нового дня. Иногда, проголодавшись, плакал, но все остальное время молчал. Время не стояло на месте, и его слабое тело мало-помалу росло. И вот, наконец, настал тот день, когда он смог увидеть окружающий мир.

Он увидел небольшой дом, в котором жил с отцом и матерью. В доме было три комнаты: спальня, кухня и гостиная, и маленькая надворная пристройка. В спальне стояла двуспальная кровать, стол, маленький стул и комод с одеждой. На кухне небольшой очаг, а на стене полки, с расставленными на них тарелками и мисками. В центре полупустой гостиной стоял стол с цветочной вазой и два стула.

Иногда родители выносили его на улицу. Вокруг было множество небольших домиков, таких же, как тот, в котором жили они.

Вся деревня насчитывала примерно 15–20 одноэтажных домов, а в центре возвышался большой, двухэтажный, скорее всего принадлежащий старосте.

Каждый раз, когда мать отправлялась на работу, она брала его с собой. Отца практически никогда не было рядом, поэтому его воспитанием в основном занималась мать.

***

В течение первого года жизни существо смогло полностью разобраться в окружающей его обстановке и понять, что является единственным ребенком в семье.

Его отца звали Троем Палтосом, а мать Адалиной. Семья была очень бедной, и чтобы выжить, отцу приходилось подрабатывать в деревенской страже. Но зарплаты отца не хватало и матери пришлось пойти в услужение к более зажиточным крестьянам. Она стирала для них одежду и выполняла различные поручения.

Его семья не пользовалась уважением односельчан. Получив назад тщательно выстиранную одежду, они начинали обвинять Адалинду в лени и недобросовестности, и как могли, старались обесценить ее труд.

— Взгляни сюда! Тут же дырка! Неужели я должна платить тебе 6 эрнов за то, что ты испортила мою рубаху?

— Госпожа, простите, но эта рубашка уже была порвана, когда вы мне ее принесли.

— Я что, по-твоему, не знаю, порвана была моя вещь или нет? Возьми 2 эрна и мы в расчете. А если откажешься, я отнесу эту рубаху старосте.

— Нет, госпожа! Пожалуйста, не делайте этого! Я возьму ваши 2 эрна!

И так было почти с каждой выполненной работой. Его мать постоянно оговаривали и высмеивали, и платили лишь часть полагающейся суммы. Из-за того, что мужа почти всегда не было дома, она боялась пререкаться с жителями деревни, не зная, что они могут сделать с ней и ее маленьким сыном. Были, конечно, и те, кто ей сочувствовал, но они не решались встать на ее защиту.