Айя Субботина - Черный ангел Эльхайма (СИ)

Злой сухой вихрь завизжал, заклокотал где-то под потолком. Двенадцать оцепенели. Капюшоны сползли с их лиц, обнажая бритые головы и вырезанные на лбах преобразовательные круги.

Марори показалось, что ее ударили под дых, разом выбили из груди спасительный глоток воздуха, а вместе с ним лишили способности дышать. От отчаяния она заскребла по горлу.

Шесть Темных.

Шесть Светлых.

Двенадцать кровных братьев и сестер.

Крээли умерла через миг после того, как закончила выкрикивать последние слова проклятия, в которое вплела последнее и самое ценное, что у нее осталось, – свою жизнь. Но, умирая, она видела, как вспыхнули изнутри тела Двенадцати, как их распахнутые в безмолвном крике рты наполнились лавой. Они не могли сопротивляться тому, за что было заплачено ценой двух жизней и одной бессмертной любви. Еще мгновение их тела пытались противиться бушующей стихии, а потом вспыхнули, словно свечи, – и превратились в ничто.

— Марори! Очнись, язва Темных тебя задери!

Голос Марроу прорвался сквозь образы прошлого, разрывая в клочья то немногое, что она с таким трудом удерживала перед мысленным взором.

Заполненный кровью, слезами и лавой зал из черного камня всколыхнулся – и опустел. Не было ни боли, ни отчаяния, ни вкуса пепла на языке – лишь четыре любопытных студента.

Марори моргнула, разгоняя мутные образы, теперь утратившие всякую форму и смысл.

— Сделай еще хоть одно движение – и, клянусь, я отгрызу тебе руку, - сквозь зубы процедил эрэлим. Он все еще зависел от Ти’аля, но что-то в его интонации подсказывало: если потребуется, Марроу поползет к ней, будет зубами вгрызаться в землю, лишь бы исполнить угрозу. – Прекрати это немедленно, нильфешни, потому что я слишком сильно люблю тебя, чтобы убить без сожаления… теперь. Разве что сдохну рядом с тобой.

Его признание прозвучало так естественно, что ему никто не придал значения.

Марори выдержала убийственный взгляд эрэлима, обернулась, отрешенно рассматривая собственную руку, по локоть опущенную в кроваво-черную густую жижу, внутри которой резвились серебряные искры. Ее одежда обуглилась, узоры сигилы наполнились красками, вздулись на коже, будто жгуты, а крохотные грани вросших в кожу кристаллов налились огнем и теперь сверкали как никогда ярко.

— Кровь Светлого, который умер, пытаясь спасти Темную, которую любил так сильно, что отдал за нее свою бессмертную душу.

«Кому я это рассказываю?»

— Что ты такое говоришь, Марори? – Ти’аль нахмурился. – Ты только что превратила камень в магму.

— Я говорю правду, - шепнула она и медленно сползла на пол.

Рука беспомощно вынырнула наружу, изувеченная, черная, тлеющая, словно кусок мяса на вертеле. Пальцы вытянулись, «оскалились» жесткими когтями. Подаренный Крэйлом браслет выглядел неестественно блестящим, витые лозы обхватили руку так сильно, что и не провернуть.

Марори подняла ладонь, поводила ею перед затухающим взглядом, пытаясь вспомнить, что же видела перед тем, как голос Марроу разорвал ее личную хрупкую связь с прошлым. Что-то очень важное, что-то такое, что не имеет права забыть.

Глаза Крээли в момент смерти. Их взгляд. О да, Марори знала, что видела точно такой же множество раз, как и кровавые слезы на сухих безжизненных веках.

Она поднялась, грубо отмахнулась от попытки Кенны ее поддержать.

Энигма так и лежала на полу в грязи и пыли. И глаз в изголовье лезвия с вожделением смотрел на свою хозяйку. Марори подняла косу, лишь на мгновение удивившись: как могла так долго оставаться слепой? Все лежало даже не на поверхности, а прямо перед ее глазами.

— Она всегда была моей, - сказала еще одну, никому не адресованную фразу, наслаждаясь тем, каким теплым стало древко тамакаты, как прищурился окровавленный глаз. – Тот, кто прислал ее, не делал мне никакого подарка – он возвращал украденное.

Ее размышления перебил Ти’аль.

— Нам нужно выбираться, Марори. Не то, чтобы я тебе не доверял, но у меня странное предчувствие, что все вот-вот окончательно выйдет из-под контроля. Полагаю, теперь нам точно ясно, что поездка не была напрасной, только обсуждать ее лучше в более безопасном месте. И вам с Марроу явно нужна медицинская помощь.

— Мне нужна его кровь – и только. – Марори оскалилась, с вызовом посмотрела на эрэлима, а потом отвернулась, загоняя внутреннего зверя в клетку. Ти’аль прав – надо найти выход наружу, глотнуть отрезвляющего морозного воздуха, переварить все увиденное, пока призраки прошлого не свели ее с ума. – Есть мысли, как нам вылезти на поверхность?

— Что угодно, только не еще один прыжок в еще один дурацкий колодец. – Марроу слабо застонал, когда очередная попытка сделать хоть шаг без помощи серафима провалилась. Он налег плечом на стену, закусил губу, наблюдая за Марори из-под полуприкрытых век. – Ты же у нас «местная», предлагай другие варианты.

— Предлагаю выбираться тем же путем, что и пришли.

— Выход завалил один наш старый знакомый.

— Думаю, - серафим сжал и разжал стальные кулаки, - парочку глыб я одолею.

Наружу они выбрались уже под вечер: грязные, побитые и потрепанные.

Убегая, дознаватель наделал столько шороху, что смотрители заповедного места были вынуждены действовать по отработанной схеме: вызвали службу безопасности, пару команд спасателей, медиков. Ти’алю не пришлось расчищать весь завал, потому что с обратной стороны им навстречу уже шла команда профессиональных спасателей.

Марори смутно помнила дальнейшее. Голод и отголоски прошлого обрушились на нее с такой силой, что в сознании осталась одна-единственная связная мысль: ей нужна кровь, ей необходимо насыщение.

Их осмотрели медики, Марроу оказали первую медицинскую помощь и наложили шины. Ти’аль тем временем позаимствовал у медиков бинт и, уверив их, что его квалификация вполне позволяет справиться с незначительными порезами, быстро и со знанием дела перебинтовал ее изувеченную руку.

— У тебя все равно не получится держать это в секрете, - было единственной фразой, которую он сказал после освобождения из каменной ловушки.

Она предпочла промолчать. А что говорить? Что ей почти плевать на очередную метаморфозу собственного тела?

В гостиницу они вернулись за несколько часов до полуночи: голодные, изможденные и молчаливые. Ти’аль, сославшись на то, что ему просто необходимо проветрить голову, ушел. Кенна, не раздеваясь, залезла в постель и почти мгновенно уснула. Даже во сне у нее урчал живот, и Марори порывалась разбудить сестру, но та пробормотала что-то нечленораздельное – и сунула голову под подушку.

Марори наскребла сил, чтобы принять душ и переодеться. Мысли то и дело вертелись около тамакаты, залитого кровью лица Крээли, мертвого Таноса с уродливыми тлеющими огрызками крыльев. Мешанина получалась даже не страшная, скорее, безумная.