Алеф Элдер - Глазами Странника [СИ]

— Устала? — заботливо поинтересовался Дъёрхтард. Миридис только отмахнулась. — Они пройдут другим путем, — заключил он, глядя вниз. Многие вендиго все же пережили падение. Поднимаясь, все они шли в одну сторону.

Следующую половину часа путники преодолели бегом. Возможно, им удалось оторваться, или же вендиго потеряли след, так или иначе, голодные твари не объявились. Запахло морем и начало светлеть. Впереди забрезжили лучи солнца и уже виднелись очертания разлома в стамухе, ведущего наружу. На пути все чаще попадались куски шкур, реже обрывки перьев, пока, наконец, весь пол под ногами не оказался засыпан шерстью. Еще одна комната пиршеств. Но было здесь и нечто другое — волосы. Белый Охотник в зверином обличье нервно переходил от одной шкуры к другой. Большой черный нос подергивался, глаза расширились и наполнились болью. Возле прядей черных волос он остановился, опустил голову и стал медленно сгребать волосы лапой. Он собрал их все, не пропустив ни единого волоска. А под ними, втоптанный в лед, укрыв лапками нос и, свернувшись калачиком, расколотый надвое лежал крошечный деревянный медвежонок. Белый Охотник взял фигурку в пасть и более не задерживаясь, направился к выходу. Остальные, растроганные этой сценой, понуро побрели следом.

Спустя часы блужданий в полутьме, путники вернулись в мир под солнцем. Для многих этот путь стал последним. Пепельное Ухо оказался прав — обратной дороги для них не было.

Они очутились на берегу торосистого моря, называемого Сном Аеси. Кристально-чистая вода переливалась бликами яркого утреннего солнца. Белые льдины принимали причудливые формы: одна походила на нос корабля, другая на сидячего гиганта. Ветер щадил усталых скитальцев: не кричал, не веселился, не разбрасывался снегом, но задувал мерно и неторопливо. Вдали в самом сердце ледяного моря вырисовывался в тумане Стержень мира — черенок, на котором к Яргулварду был подвешен Яраил. Он уходил далеко в небо, выше любой горы, выше облаков и терялся среди звезд.

Белый Охотник в облике человека выкапывал ямку среди огромных льдин. Закончив рыть, он опустил медвежонка, засыпал и примял рукой снег.

Их цель была совсем близка. Чтобы говорить с Пастырем, Легкие Ноги также принял человеческий облик.

Люперо повел их в сторону глыбы в форме гиганта. В лучах солнца она выглядела как живая. Руки, ноги и голова, на удивление пропорциональные и симметричные, что редко наблюдается в творениях природы. Глыба пошевелилась. Не глыба — великан.

Путешественники в нерешительности остановились. Хримтурс — ледяной великан Ядгеоса каким-то непостижимым образом оказался в Яраиле. Огромный как замок, столь же тяжеловесный и могучий, выпрямившись, он окажется настолько же выше великана мира людей, насколько великан выше взрослого человека. В сравнении с ним даже циклопы — карлики. Одно только осознание присутствия этого исполинского существа здесь, в двух верстах от них, вызвало у путников целый набор чувств от недоумения у Миридис до страха и ощущения неотвратимого провала их затеи у Легких Ног. Граниш потрясенно охнул, Белый Охотник поджал губы, предвкушая, как вопьется гиганту в глотку. Дъёрхтард, на мгновение, замерев как вкопанный, теперь с интересом изучал хримтурса и видел в нем не столько потенциальную угрозу, но создание из другого, более древнего мира, величественное обликом и впечатляющее мощью. И только адорант не укоротил шага. Вверяя жизни его чутью, остальные продолжили путь.

Кожа исполина цвета голубого льда, но ударом молота такого не расколешь — разве что сломаешь ему ноготь. С плеч, на которых уместится двойка коней, свисают длинные белые лохмы, нижнюю часть точеного с бледно-голубыми губами и яркими кристаллами льда вместо глаз лица скрывает прямая, неотличимая от волос на голове разделенная прядями борода. Хримтурс не носил одежды и только по-дикарски обвязался шкурами мамонтов. Незваных гостей он заметил сразу, но оставался неподвижен, пристально наблюдая за их приближением.

Подойдя, путники увидели и самого Пастыря Ветров. Высокий и тощий, укутанный в белый шкуры с привязанными к ним перьями, длинными пышными седыми волосами и бородой ниже пояса он стоял на вертикальной льдине, расположенной против гиганта.

— Поднимайтесь же, — ответил он молчаливым взглядам. — Сожалею, что вам пришлось идти пещерами. Отправленные птицы не различили вас в метели.

Вскарабкавшись на льдину, путники оказались лишь на две сажени ниже сидячего хримтурса.

— Что происходит здесь, Пастырь? — обеспокоено спросил Белый Охотник. Одна только мысль о том, что мудрый советник многих племен беседовал с великаном, была ему противна. Ответом он ждал слова, которых не мог придумать, но которые должны будут его успокоить.

— Ветер шептал о вашем приходе, а слова, принесшие горе моим пасынкам, касались моих ушей, — он посмотрел на великана. Затем положил руку на плечо Белого Охотника. — Я знаю, что привело тебя сюда. Знай же, сын Медведя, братья твои шли сюда, но достигли заснеженных лугов Думурьи, — беродлак кивнул, он уже знал об этом. Пастырь Ветров подошел к Легким Ногам. — Я скорблю о детях Волка. Но народ твой выстоял, и выстоит впредь. И путь твой не пройден даром, — ты нашел меня. Я жив и вернусь к детям снегов в этой жизни или в другой.

— О чем вы говорите, Пастырь? — растерялся Легкие Ноги. — Вас похитили и держат в плену? Старец задумчиво опустил взгляд.

— Похитили — неподходящее слово, вернее будет сказать — позвали.

— Заманили в ловушку? — не понимал волкодлак. — Мы опасались худшего. Какое счастье, что вы невредимы.

— И это весьма странно, — продолжил Белый Охотник.

— У каждого свой смысл в жизни. Для кого-то в любви и семье, для других в славе и доблести. Иные же видят свое предназначение в следовании древним законам.

— Вы предали детей снегов, — догадался Дъёрхтард.

— Нет. Вы знаете меня как Пастыря Ветров, но боруты не мой народ, — он снова посмотрел на гиганта.

— Вы родились среди снегов! — горько воскликнул Легкие Ноги. Его губы задрожали от обиды и злости. — Вы росли и жили у подножья Снежных гор! Как можете вы отказываться от нас?!

— Я провел среди борутов долгую жизнь. Но всего лишь одну жизнь, — на лицах присутствующих стали проявляться догадки, одна невероятней другой. Пастырь Ветров тяжело вздохнул: