Юлия Куркан - Sanctus deus [СИ]

— А время? — торопливо спросила я, гадая, было ли правдой все, случившееся в парке, или это просто бред моего воспаленного сознания.

— Как ты тогда выразилась: «фокусы», да? Считай, что это один из них.

— Кто ты? — этот вопрос почему-то казался важным, очень важным, хотя я и не могла себе объяснить: почему? Внезапно захотелось лимона. Обычного лимона с яркой желтой кожурой, желтым цитрусовым запахом, кисло-желтым привкусом. Без ничего, без чая, без сахара, без воды. Ощутить на языке этот сводящий скулы вкус, чистый вкус без примесей. Распробовать, наконец, этот чертов желтый цвет, чтобы он перестал меня преследовать.

В комнате было душно. Лениво, словно шербет, растягивались мгновения. Секундная стрелка переползала с одного деления на другое со скоростью улитки. Казалось, что вот еще один судорожный рывок, и она навсегда остановится. Что происходит там, где нет времени?

Ты слегка пошевелился.

— Человек, — от твоей улыбки еще сильнее захотелось лимона — странное и ничем не оправданное желание.

— Ты о чем? — я непонимающе смотрела в твои глаза. Ты, словно бы понимая мое состояние, не спешил мне помогать.

— Ты спрашивала кто я.

— Слишком общо, — я поморщилась. — В сущности: что такое человек? Примат царства животных. Только и отличия, что прямоходящ и обладает речью.

— Невысокого ты мнения о людях.

— Не уходи от ответа, — я раздраженно поморщилась. Голова все еще кружилась, я чувствовала себя так, будто бы слишком долго каталась на качелях.

Внезапным рывком ты придвинулся ближе, и выдохнул мне в лицо только одно слово:

— Спи…

На улице медленно, тяжело и в муках рождалась осень. Стареющее солнце неспешно умирало, становясь из тревожно-желтого мутно-апельсиновым. Был октябрь. Не было тебя. Я вполне обоснованно сомневалась: действительно ли были эти встречи, твои необъяснимые поступки, или все это мне только привиделось в горячечном бреду? Лето промелькнуло незаметно, словно выцветшее фото на страницах старого фотоальбома. Иногда мне казалось, что я живу вне времени — настолько неуловимо быстро оно мелькало. Вот ведь интересно: живешь, каждый день что-то ешь, справляешь естественные нужды, выходишь из дома, видишь каких-то людей… и вроде бы масса впечатлений должна быть, масса воспоминаний оставаться. А ничего нет. Совершенно. Ни-ка-пель-ки. Лица людей — серые и невыразительные, похожи на ноздреватые, плохо пропеченные блины. Дни — пустые и бесприютные. Воспоминаний — ноль. Так бывает, когда ты внезапно останавливаешься, и понимаешь, что в твоей жизни нет ничего важного. Вроде бы бегаешь, суетишься, делаешь что-то, а важного нет. Умри ты сейчас, и похоронят на кладбище еще одного пустого, ненужного человека. Нет той самой Идеи, которая заставляла бы биться сердце, а мозг — работать. А, между тем, в жизни каждого человека она необходима, как воздух. И речь идет совершенно не об инстинкте продолжения рода, или удовлетворения потребностей. У каждого из нас должно быть нечто высокое, может, даже высшее и почти всегда недосягаемое, но такое, к чему хотелось бы стремиться, а возможно и умереть, пытаясь воплотить Идею в жизнь…

Ты знаешь, я выкинула компьютер. Стук клавиш…. Я просто физически не могу выносить это нервный, дробный звук. А еще я начала записывать свои мысли. Сначала я не осознавала, что делаю. Просто сидела, механически смотря на стену, а рука двигалась почти самостоятельно, выводя на бумаге нечитаемые узоры. Потом, среди них начали появляться слова. Одиночные и бессвязные, они постепенно превращались в осмысленные предложения. Моя жизнь внезапно оказалась записанной на ворохе смятых, кое-где запачканных едой и чаем, тетрадных листах.

А потом я по одному спускала их в унитаз, с каким-то садистским удовольствием наблюдая, как разбухают листы и расплываются, фиолетовыми слезами, чернила. И так было правильно. Прошлое — на то и прошлое, чтобы существовать лишь в нашей памяти. Существуя еще и на бумаге, оно неотвратимо тянет нас назад, заставляя замирать в своей статичности.

Я пыталась вспомнить тебя. Но лицо твое, словно издеваясь надо мной, постоянно ускользало из моей памяти. Единственное, что каленым железом впечаталось в неё — горящие безумным, лихорадочным, сухим огнем глаза, и кривая насмешливая полуулыбка. Я знала, что мы еще встретимся.

Я тоскливо озиралась по сторонам, вздрагивая от навалившегося со всех сторон желтого цвета. Его было настолько много, что я чувствовала, как задыхаюсь. День рождения какой-то моей подруги проходил в дешевом и безвкусном кафе «Мимоза». На каждом столе была ваза с этим мерзким цветком. Тяжелый, удушливый, желтый запах настойчиво лез в ноздри. Я кинула злобный косой взгляд на подругу. Она весело хохотала. Я не понимала, что я здесь делаю. «Подругу» я знала не то чтобы хорошо, а скорее шапочно, имя её вспомнила с третьей попытки, а лицо и вовсе забыла, чуть было не попытавшись расцеловать и поздравить такую же гостью, как я.

И сейчас, сидя на её празднике жизни, упорно пыталась понять, что дернуло меня согласиться на её предложение, и придти. Хотелось совершить что-то безрассудно-глупое, лишь бы прекратить это бредовое шоу. Мне казалось, что кто-то невидимый выкачивает из помещения воздух, по коже волнами проходила дрожь, мышцы непроизвольно сокращались — я вся была натянутым комком оголенных нервов.

А потом я осела, словно мячик, который неосторожно проткнули острым гвоздем.

Я поняла, что привело меня сюда. Точнее, кто.

Ты шел к нашему столику, насмешливо кривя губы. Твои глаза горели сухим безумным огнем. Карие, они могли бы быть теплыми, но были всего лишь мертвыми. Твоя Идея полностью подчинила тебя себе, и теперь медленно, но неотвратимо сжигала. Твой маленький персональный ад, в котором ты, пока что, можешь регулировать температуру. В своих руках ты нес мой ад — охапку ужасных, тревожных, распустившихся желтых роз. С них медленно облетали лепестки, усеивая твой путь — узкая дорожка ядовитых слез. Ты заметил мой тяжелый, полный ненависти взгляд, и уголок рта поднялся еще выше, обнажая в кривой улыбке зубы. Моя верхняя губа непроизвольно дернулась вверх, показывая клыки — нечто среднее, между улыбкой и оскалом. Как же сильно я ненавидела тебя в тот момент! И ты знал это, ты прекрасно это видел, и наслаждался моими эмоциями…

За нашим столом наступила тишина. Девчонки лишь хитро переглядывались и толкали друг друга локтями. Все были уверены, что ты несешь подарок для именинницы. Кто бы знал, что ты несешь моё проклятье…

Я сидела с краю. Ты подошел. Я встала. Все с той же непринужденной улыбкой, ты, почти насильно, впихнул мне в руки цветы. Я чувствовала, как они царапают и обдирают кожу, как ядовитые шипы вонзаются глубоко в ладони, и я сжимала букет еще сильнее — это было страшное, безумное чувство, за гранью боли. На пол медленно капала густая, темно-бардовая кровь. Я улыбалась мертвой, застывшей улыбкой. Запах цветов — сильная удушливая волна, почти что сбивал с ног. Но я смотрела только в твои глаза — пылающие темные угольки с багровыми искрами в глубине. Ты наклонился, прядь светлых волос легонько коснулась моей щеки. Это ощущение было в сто раз сильнее боли от вонзающихся шипов, оно отдалось дрожью вдоль позвоночника и диким, инстинктивным желанием отшатнуться.