Светлана Шёпот - Лерка. Второе воплощение

Само её понятие очень растяжимо. Наши мысли, возникая, вырабатывают определённую энергию. Наши эмоции, другую. Наше тело, функционируя, третью. Если происходит что-то грандиозное, будь то великая битва или большое пиршество, то эмоции, мысли, слова, желания, энергия тела, сливаются воедино и высвобождаются.

Но во всём должен быть баланс. Известно, что разумные по своей природе крайне жестоки. Нескончаемые войны, частые зверства, жестокость, насилие. Всё это привычно в мире. Вот взять хотя бы наших друзей. Мы встретились в тот момент, когда их пытались убить. Такое по всему миру происходит постоянно. Негативная энергия бурным потоком вливается в мировую. А ведь нужен баланс, особенно в таком деле.

Если тёмной энергии станет слишком много, то начнут рождаться разные твари, люди будут болеть, разные проклятья станут набирать силу, подпитываясь от мирового океана. И ещё очень, очень много страшных вещей случится, таких, о которых мы себе и помыслить не можем, пока миру не настанет конец. Он просто погрязнет во тьме настолько, что отделится от великой реки жизни и навсегда погрузится во мрак. Естественно, ничего живого в таком мире больше никогда не родится, и не будет существовать. Даже твари тьмы исчезнут. Мир станет пустым и безжизненным, полностью лишившись всего.

Добро, совершаемое в мире тоже не редкость, но почему-то разумные больше склонны к жестокости, хотя иногда и совершают вполне хорошие дела, но чаще предпочитают оставаться в стороне. Этого недостаточно.

Для равновесия наш творец создал кристальные души. Добро, это понятно, но уникальность их в том, что они постоянно генерируют и выбрасывают в мир свою энергию, которая даже в малых количествах столь весома, что может уравновесить постоянно растущую тьму. В любом из миров постоянно находятся десятки таких душ, скрадывая своим присутствием жестокость разумных. Благодаря кристальным миры до сих пор функционируют и не погрузились в вечный мрак.

Теперь понятно, почему Лера не может умереть? Тут дело даже не в её нежелании, а в том, что на мире это отразится крайне негативно. Подозреваю, что и печать, связывающая вас, закольцевала её энергию, отчего в мир она перестала поступать. А ведь морены раньше никогда не действовали так открыто.

Последнее предложение Олан выдал чуть задумчиво.

Я поперхнулась.

— Да, давай, меня ещё обвини в том, что та кикимора выползла из лесу и высосала женщин. Конечно, я виновата. А то, что я эту деревню раньше в глаза не видела, как собственно и не знала ни о каких моренах, ничего не значит. Да и звучит всё, что ты говоришь, как старые байки. Точно так же, как и про всяких там божеств и прочих хороших сущностей, которых, когда надо днём с огнём не сыщешь.

— Я тебя не обвиняю.

— А что ты делаешь? — я была зла. Что ещё за бредни? Мало того, что Дагнир тогда сказал, что мне теперь не светит нормальное перерождение, так теперь ещё и груз такой ответственности на меня хотят навесить. — Кстати, а ты откуда всё это знаешь? А, нет, постой, дай угадаю — ты тоже с кристальной душой? Угадала?

— Лер, — я обернулась к Ренольду. — Перестань. Он ничего такого не сказал, просто обратил наше внимания на то, что, вероятно, недавнее событие может иметь отношение к печати божества. Ведь если твоя энергия не поступает в мир, то значит, божество либо чего-то не то сделало, либо это сделано специально, чтобы нарушить баланс. Если баланс всё же начал нарушаться, то тогда нападение морены могло быть спровоцировано именно им. Твоей вины тут нет.

— Да, — выдохнула, садясь обратно на пенёк. Странно, чего это я так вспылила? Неужели я на самом деле почувствовала свою вину за происходящее, хотя и понимаю, что я, в общем-то, совершенно не причем. — Ты прав. Простите, Олан.

***

Огня по-прежнему не было, зато в наличии имелось немного воды, еды и зверь, который, казалось, совершенно не чувствует усталости. Эйнар без проблем отмахал за остаток дня внушительное расстояние, поэтому сейчас решил остановиться и перекусить. К сожалению, отступать пришлось в спешке, поэтому он до сих пор был одет в белое тряпьё. Хорошо хоть узел со своей одеждой всё-таки забрал.

Остановившись, Асвальд слез, сразу же отцепляя от зверя сумку с едой и водой, а также и узел с вещами. Делал он это сразу потому, что опасался — как бы ящер не решил сбежать от него. Всё же он не его хозяин, мало ли, насколько эти звери преданы.

Сняв нечто напоминающее лошадиное седло, Эйнар отошёл и замер, готовый в любой момент дать отпор. Тот, конечно, вёз его весь день, но кто знает, как он поведёт себя сейчас.

Зверь, вопреки ожиданиям, всхрапнул, будто самая настоящая лошадь, встряхнулся и потрусил к засохшей, наверное, ещё в прошлое тысячелетие колючке. Вернее, это был какой-то куст, похожий скорее на скелет, чем полноценное растение. Но как оказалось, ящер вполне себе с удовольствием начал его пережёвывать, довольно фырча и тихо посапывая.

— Ещё лучше, иначе той еды, которую я захватил нам на двоих не хватило бы, — пробормотал Эйнар, скидывая с себя чуть ли не полупрозрачное тряпьё и натягивая свои штаны, сапоги и рубаху.

Сначала он хотел выбросить тряпки, но потом вспомнил, что плащ его остался у песочников. Промучившись с полчаса, соорудил себе на голове нечто похожее на то, что носили песчаники. Оставшись довольным, принялся рассматривать всё, что в спешке забрал.

Негусто. Несколько лепёшек, сушёные фрукты, маленький мешочек крупы. Подняв голову, Эйнар посмотрел по сторонам. Вид пустыни всё же немного изменился. Взять хотя бы те пару кустов засохших растений. Раньше и этого не было. Но даже так, для того, чтобы развести костёр, нужно чуть больше хвороста. Да и котелка нет, и воду жалко. В общем, от крупы пока что толку не было никакого.

Спрятав её подальше, повесил один из бурдюков с водой себе на пояс и сел прямо на песок. Отломив немного лепёшки, пожевал, наблюдая, как зверь по-прежнему пережёвывает по виду совершенно сухое растение.

День почти закончился, но спать пока что не хотелось. Наверное, это из-за всё ещё немного возбуждённого состояния. Его сознание до сих пор блуждало в событиях сегодняшнего дня, и как бы Эйнар ни старался не думать, мысли то и дело вертелись вокруг произошедшего.

Когда на него всё-таки навалились, видимо, решив, что один он не справится со всеми, то Асвальду пришлось туговато. Нет, он не позабыл основы боя, но вот горячий песок, в котором, то и дело утопали ноги — мешал. Песчаники, уже привыкшие к такому, начали наседать, не обращая внимания на раненых товарищей и даже одного убитого.

Эйнар вертелся, как уж на сковороде. Он не гнушался слепить противников, бросая песок в глаза, но всё равно его смогли зацепить. Это произошло лишь потому, что его зажали со всех сторон так плотно, что ближе уже просто некуда было. Асвальду даже начало казаться, что этим людям безразлична смерть, наоборот, они словно сами лезут под его клинки, радостно при этом скаля загорелые лица.