Блейк Чарлтон - Чароплет

– Да, но они… То есть, я же не…

– Так чем грозит нагнетание давления в грудной полости?

– Давление сжимает внутренние органы? – неуверенно предположил Никодимус.

– Какие?

– Легкое?

– Верно, левое легкое сдулось. Сейчас он дышит только правым. Какие еще органы под угрозой? Подсказываю: у вас этот орган скукожился за ненадобностью.

– Сердце?

– Поразительно! Еще?

– Трахея?

– Да. – Франческа кивнула на шею кобольда. – Видите, как она изогнулась?

Сайрус наклонился ближе, но разглядел лишь расширенные от страха кошачьи глаза кобольда. Франческа, видимо, тоже заметила.

– Скажите ему, что все будет хорошо.

Никодимус проскрежетал что-то явно ласковое. Франческа сосредоточенно уставилась на собственные руки.

– Значит, чем мы можем помочь пациенту?

– Пламя небесное, клирик! От меня-то что, во имя Лоса…

– Я уже имела дело с такими, как вы, – и с вояками, и с преступниками. Хотите, чтобы я спасла жизнь пострадавшему по вашей вине? Хотите, чтобы я исцелила существо, которое только что прикончило стражника при исполнении? Будь по-вашему. Я спасала и убийц, и насильников. Но в этот раз, один-единственный распроклятый раз, я добьюсь от убийцы хоть какого-то ответа.

Сайрус вгляделся в лицо Франчески. Даже в пылу их давних любовных ссор он не видел ее такой разгоряченной.

Пальцы Франчески нащупали какую-то точку чуть ниже левой ключицы раненого и скользнули в ближайшую лужу. Темно-карие глаза полыхали яростью.

– Так чем предлагаете помочь своему ученику, Никодимус Марка?

– Выпустить лишний воздух из грудной полости?

– Скажите, чтобы держали Жилу покрепче, – не сводя глаз с Никодимуса, велела Франческа.

Никодимус произнес несколько слов, и кобольды усилили хватку.

Франческа с силой шлепнула раненого по груди. Тот завопил. Тугие мышцы на руках и ногах вздыбились буграми, но товарищи держали крепко.

Постепенно кобольд расслабился, и Франческа занялась осмотром: оглядела шею, прижалась ухом к одной стороне груди, потом к другой.

Лужа рядом с Франческой пошла пузырями.

– Святые небеса, это еще что? – заморгал Сайрус.

Один из кобольдов тоже лязгнул что-то на своем языке, показывая на лужу. Пузыри явно вторили дыханию Жилы, словно Франческа магическим образом заставила его выдыхать в воду.

Франческа будто не слышала.

– Вы различаете мой магический текст? – спросила она Никодимуса.

– Да.

– С помощью замкнутых в цепь фраз на нуминусе я обозначила поверхность сдувшегося легкого – вот здесь. – Франческа очертила указательным пальцем крошечный участок на груди раненого. – С помощью разомкнутых фраз обозначила поверхность легочной каверны. Между ними и помещается воздух, который давит на легкое.

Никодимус наклонился, собрав в кулак длинные волосы, чтобы не мешали. Сайрус тоже придвинулся ближе.

– Я наколдовала длинную трубку на магнусе и воткнула в грудную клетку вот здесь. – Франческа показала на небольшой окровавленный лоскут под левым соском кобольда. – Можно было наколдовать субзаклинание-клапан, стравливающий воздух и не впускающий обратно, но это была бы лишняя трата времени. Вместо этого я удлинила трубку и опустила концом в воду.

Она кивнула на пузырящуюся лужу, и Сайрус с изумлением разглядел тонкий столбик мутной воды, торчащий над поверхностью. В следующий миг вода вернулась в лужу, и та пошла пузырями.

– Вода работает как клапан. На вдохе за счет отрицательного давления в трубку втягивается немного жидкости. – Франческа показала на торчащий столбик. – А потом раненый выдыхает, и положительное давление выталкивает воздух через трубку в лужу.

В подтверждение ее слов парящий над водой столбик погрузился, выдав новую порцию пузырей, одновременно с выдохом кобольда.

– Святой канон… – ахнул Сайрус.

Франческа перевела взгляд на грудную клетку раненого.

– С каждым вздохом он выталкивает все больше воздуха из груди, и легкое расправляется.

Никодимус завороженно уставился на лужу.

– Вы создали шунт, одолевающий пробой в легком?

На Сайруса эта картина произвела не меньшее впечатление, хоть он и не высказался вслух. Ему еще не доводилось видеть Франческу в деле.

– Именно, – коротко кивнула она.

Никодимус что-то объяснил вкратце остальным четверым кобольдам, и на Франческу уставились четыре пары изумленно расширенных кошачьих глаз. Никодимус тем временем о чем-то быстро переговорил с Жилой, потом шагнул еще ближе, посматривая то на грудную клетку кобольда, то на лужу.

– Магистра, – произнес он негромко, – ваш текст…

Он протянул руку, словно собираясь коснуться одного из замкнутых в цепь предложений на кобольдовой груди, но остановился и заскользил взглядом по лицу Франчески, словно видя ее впервые.

– Ваш текст изумителен.

Сайруса бросило в жар, и руки сами собой сжались в кулаки.

Синяя луна блестела ярким осколком хрусталя среди россыпи звезд. Франческа, редко бывавшая на улице ночью, смотрела на нее из укрытия у северной внешней стены, где отряд устроил передышку. Вскоре вслед за своей ослепительной сестрой вскарабкается на небосклон и узкий серпик худощавой и бледной белой луны. Кобольду Жиле стало лучше, однако в грудной полости за время бега снова накопился воздух, поэтому пришлось остановиться рядом с лужей у стены и повторить фокус с шунтированием.

Никодимус обменялся какими-то то тайными знаками с патрульным, и теперь тот, фланируя по стене, старательно не замечал притаившийся внизу отряд. Позади раскинулся лабиринт из темных лачуг и безлюдных улиц. Каники, забаррикадировавшиеся в домах, пока не высовывали носа наружу.

Взяв грубую руку пациента в свою, Франческа начала осматривать его шею, проверяя опадают ли вены во время вдоха – признак того, что ничто не давит на сердце. Перед глазами сразу встали вздувшиеся вены на шее умирающей Дейдре, и у Франчески у самой сдавило горло. Внутри разлилась едкая горечь разочарования в себе. Она так старалась, она отдавала учебе все свои силы – зубрежка, вечные придирки наставников и жалобы пациентов, бесконечные, бессонные, беспокойные ночи – в надежде достичь высот, стать выдающимся мастером. Однако неудача с Дейдре доказывает, что она всего лишь средней руки лекарь, не более.

Поймав себя на самобичевании, Франческа сделала глубокий вдох и все-таки осмотрела шею кобольда – вены опадают, все как положено.

– Замечательно, – шепнула она, ободряюще сжимая ладонь пациента. Между пястными костями отчетливо прощупывались втянутые когти. Жила посмотрел на Франческу янтарными глазами. Красавец. Светлые волосы покрывала короста грязи. Кобольд кивнул.