Карен Линч - Непреклонность

– Сара беги! – закричал Николас, когда пронзил своим мечом вампира, с которым он сражался.

Мне не требовалось больше никаких побуждений, и я рванула вперёд.

Сначала я не почувствовала боль, только лишь холодное онемение в центре своей груди. Когда появилась пульсирующая боль, я в замешательстве посмотрела вниз на окровавленное пятно, распускавшееся по лицевой стороне моей рубашки. Ко времени, когда мой притуплённый разум распознал рукоятку моего же ножа, торчавшего из моей груди, обжигающая боль начала простреливать меня.

– Нет! – кто-то проорал поверх гула в моих ушах.

Я попыталась переместиться вперёд на голос, но мои ступни не повиновались мне, и вместо этого я споткнулась назад. Я размахивала руками, пока мои ноги пытались найти точку опоры, но там не было ничего, кроме воздуха, так, что я опрокинулась через край утёса.

"Я умираю". Эта мысль поразила меня в ту же самую секунду, когда я столкнулась с маленьким деревцем, которое ненадёжно цеплялось за плиту утёса. Мои руки схватили тонкие ветви, едва ощутив иголки, которые разодрали их, пока я держалась за дерево со всей своей быстро исчезавшей силой.

Качнувшись над бурлившим прибоем, я едва смогла расслышать крики и вопли битвы, бушевавшей надо мной. Я пыталась позвать их на помощь, дать им понять, что была здесь, но когда открывала рот, из него выходила только теплая пенистая кровь, струясь вниз по моему подбородку и капая в океан.

Странно. Я всегда думала, что буду ощущать страх, когда меня настигнет смерть – а не то умиротворение, которое медленно распространилось по моему телу. Была также и грусть: о Нейте, который теперь будет один, о том, что никогда больше не увижу игривую ухмылку Роланда, и о Николасе, чьё красивое лицо всплыло перед моими глазами, его глаза были печальными вместо их обычного предвещавшего бурю серого цвета. Он так усиленно старался меня спасти, и я понимала, что он будет винить себя. Как жаль, что я не смогу ему сказать, что в этом не было его вины. Более того, мне было жаль, что я не смогу дать ему понять, что каким-то образом, пережив всё это, он стал важной частью моей жизни.

Мои руки разомкнулись.

В прошлый раз, когда я падала, меня поймал Николас в свои руки, хотя я и не помнила этого. На этот раз это был океан, который обернул меня в своё холодное объятие. Я вздохнула, когда боль испарилась, и мир погрузился в темноту, а волны сомкнулись над моей головой.

Глава 21

– Смотри, папочка! Теперь я могу проехать весь путь вокруг, не упав.

– Это здорово, милая.

Папочка наблюдал, пока я скользила на коньках по широкому кругу вокруг него. Я подъехала к нему на шатких ногах, и он поймал меня как раз перед тем, как я чуть не упала.

– Ух, ты, притормози, Гретцки 18 .

– Я замёрзла. Теперь мы можем пойти выпить горячего шоколада? – с надеждой спросила я его и он, опустив на меня взгляд, широко улыбнулся.

– Конечно! Когда это мы не получали свой горячий шоколад?

Мы сели на скамейку, и папочка подул на мой напиток, слегка охладив его для меня.

– Вот, держи, милая, – я сделала большой глоток, и он улыбнулся мне. – Поаккуратней, а то обожжёшь язык.

Но шоколад не обжигал меня, и я выпила полную чашку. Я передала ему пустую чашку.

– Можно мне ещё?

– Ещё шоколада? Неужели тебе не хочется ещё покататься?

Я покачала головой, задрожав, несмотря на моё тёплое пальто и рукавицы.

– Пожалуйста, папочка. Я так замёрзла.

– Как она справляется?

– Она жива и она борец. Это всё, что я могу сказать.

– Она выглядит такой смертной, такой хрупкой.

– Да, но она сильнее, чем кажется, – холодное прикосновение ко лбу. – Отдыхай сейчас и поправляйся, малышка.

– Мне так плохо.

Рука папочки ощущалась холодной по сравнению с моим лицом.

– Хммм, у тебя небольшой жар. Где болит?

Я раскашлялась и содрогнулась.

– Моё горло болит и тут больно, – скрипучим голосом проговорила я, прикоснувшись к своей груди.

Он подогнул под меня одеяло и вышел из комнаты, вернувшись со стаканом воды и какими-то таблетками. Я послушно приняла таблетки и жадно выпила стакан воды.

– Ещё, – задыхаясь, произнесла я.

Я испытывала жажду, очень сильную жажду.

– Почему её тело сопротивляется исцелению?

– Из-за крови демона, она отравляет её.

– Но ведь демон является частью её. Как он может вредить ей?

– Нет, это кровь другого демона, та, что была на оружие. Её тело должно сделать выбор: принять это или отвергнуть.

– Что это с ней сделает, если не убьёт её?

– Не могу сказать. Она не похожа ни на кого другого, кого мы излечивали.

– Мы можем что-то сделать, чтобы помочь ей?

Вздох.

– Теперь всё зависит от неё.

– Я мертва?

– Ну, что за глупости ты спрашиваешь, милая, – уголки тёплых зеленых глаз моего папы сформировали гусиные лапки, когда он улыбнулся. Он похлопал по местечку на софе рядом с собой, и я счастливо свернулась в изгибе его руки: – Я не могу в это поверить. Моя маленькая девочка уже совсем взрослая.

Я нахмурилась.

– Я не понимаю. Где ты был всё это время?

Он вздохнул и стиснул мои плечи.

– Я никогда и не уходил. Я был с тобой каждый день.

– Но я не смогла найти тебя. Я была одна и напугана, а ты ушёл.

– Ты никогда не была одинока, Сара. У тебя был Нейт и твои друзья. Они до сих пор у тебя есть.

Слёзы прожигали мне глаза.

– Я наделала так много ошибок, папочка. Я лгала каждому, причинила боль Нейту и своим друзьям. Сейчас, вероятно, они все ненавидят меня. Всё, что я делаю, причиняет кому-то вред. Даже Николасу. Он пытался мне помочь, но я его тоже подвела. Неудивительно, что я умерла.

– Никто не ненавидит тебя, милая, и ты не мертва.

Я покачала головой.

– Ты мёртв и единственная возможность, когда я могу говорить с тобой, так это если тоже мертва.

Он поцеловал меня в макушку.

– Моя милая девочка, ты можешь говорить со мной в любое время, когда пожелаешь.

Я закрыла глаза и положила голову ему на плечо.

– Я скучаю по тебе, папа.

Тихие звенящие звуки, подобно стеклянным китайским колокольчикам, выдернули меня из тёплого кокона темноты, которая окутывала меня. Мои веки ощущались тяжёлыми, как будто я очень долго спала, и когда я открыла глаза, мне потребовалось минута, чтобы сфокусировать взгляд. Когда я, наконец, смогла разглядеть окружавшую меня обстановку, я посчитала, что, должно быть, всё ещё спала.

Я лежала посередине большой кровати, покрытой балдахином, меня укрывали белые простыни, выполненные из мягкого полотна, и воздушное пуховое стёганое одеяло. Стены комнаты были полностью покрыты душистой виноградной лозой, а куполообразный потолок был выполнен из витражного стекла с изображением ночного неба. Я не смогла увидеть ни окон, ни дверей, и когда я перегнулась с кровати, чтобы посмотреть на пол, то увидела, что он очень сильно походил на прессованную землю. На стоявшем у кровати столике со стеклянной столешницей мягко мерцала небольшая лампада.