Лилия Гаан - Страстные сказки средневековья Книга 2.

Стефка раздраженно привязала к опущенному копью свою ленту, и, холодно глянув на любовника, не стала слушать восхвалений герольдов, а гневно вернулась было в дом, но на пороге её остановил управляющий.

- Его милость велел вам ждать его на конюшне! Он хочет прогуляться с вами по лесу!

Не больше, не меньше!

Женщина зло развернулась в сторону служб, но не успела она сделать и десяти шагов, как наткнулась на согбенных под тяжестью лат и меча оруженосцев барона.

- Его милость ждет вас, мадам!

И она, с трудом шевелясь в трех шубах продолжила свой путь, проклиная и неуемность барона, и назойливость Герды, и собственную дурость, потому что после часового стояния на пронизывающем ветру ей уже расхотелось, куда-либо ехать, но как об этом сказать барону, когда полночи уговаривала его совершить прогулку?

Валленберг ждал её, уже сидя верхом.

- Дорогая,- шутливо поклонился он,- вот видишь, я все делаю, как хочешь ты! Легкое, кратковременное столкновение - менестрель жив и здоров, и обещанная прогулка по лесу!

Барон насмешливо покосился на солидно округлившуюся любовницу.

- Любовь моя, ты уверена, что удержишься в седле, а не покатишься, как шар!

- Это все Герда,- скрипнула зубами Стефка, пытаясь избавиться хотя бы от одной шубы, но та намертво застряла где-то в районе воротника,- она кутает меня, как младенца!

Валленберг коротко рассмеялся.

- Ничего, оставь всё как есть..., у меня появилась неплохая идея!

Если бы она догадалась тогда, какая идея появилась у этого извращенца, то с места бы не сдвинулась.

Лес её не подвел. Здесь было так тихо, и даже пение птах не столь разрушало это безмолвие укутанных снегами деревьев, сколько подчеркивало его белоснежную таинственную глубину.

Барон со спутницей в сопровождении отряда приближенных не спеша пробирались по узкой тропе.

- Разве я не внимателен к тебе, моя радость?

- Ваша милость - сама любезность!

- В ваших словах мне послышался сарказм?

- Что вы!

- Не можете мне простить унижения вашего разлюбезного певуна?

- Я не считаю, что он унижен!

- Разве победа на ристалище не показала всем, на чьей стороне истина?

- Для того чтобы победить менестреля, нужно применить его оружие!

- Гитару?

- Песню!

Туше! Изумленно глянувший на собеседницу барон открыл было рот, чтобы продолжить перепалку, но ... поспешно его закрыл. Впрочем, рано она торжествовала, потому что он тот час отомстил по-своему.

- Дорогая, не спешиться ли нам? Так приятно прогуляться вот здесь, под этими елями...

И когда они достаточно отошли, он схватил её в крепкие объятия.

- В этих шубках, сердце мое, ты похожа на толстого капуцина, который слишком злоупотреблял пивом! Но если одну подстелить....

Не мудрено, что к тому времени, когда Стефка добралась, наконец, до дома, от усталости она едва соображала, на каком находится свете.

- Да он с ума сошел, - разбушевалась кормилица, услышав про их экстравагантные приключения,- ну-ка, живо в постель!

Вечер Стефания провела под кучей одеял, потея и то и дело глотая какой-то чудодейственный отвар под занудливые причитания разозленной старухи.

- Всё у них не как у людей! Вечно всё шиворот на выворот! Уж казалось бы, такое обыденное дело, так нет, как две бешеные белки под елью, в снегу... Тьфу!

Гуго не появился тоже, неизвестно где проведя эту ночь. И, о парадокс, это очень не понравилось Стефке! До такой степени, что она проворочалась в постели почти до рассвета, сердито гадая, на чью же подушку преклонил голову ветреный барон.

- Он не может быть постоянным даже в течение пяти дней,- зло высказала она кормилице поутру,- как можно жить с таким человеком?

- Это я ему сказала, что ты можешь заболеть! - грудью встала та на защиту своего любимца.

Но молодая женщина только мрачно покосилась на старуху, пока служанки укладывали ей волосы. Понятно, что от той правды не дождешься!

Впрочем, все разъяснилось довольно быстро, неожиданно и странно.

В каминной комнате мадам Ульрики в это утро собралась все та же компания, что и третьего дня - барон с приближенными, де Вильмон, ну и, конечно же, дамы из кружка этой некоронованной королевы. Сидела на своем привычном месте и угрюмая Стефка. Уткнувшись по привычке в вышивку, она старательно отводила глаза от фон Валлеберга. Распутник!

Между тем, после обмена несколькими ничего не значащими фразами, барон обратил свой взор на мирно сидящего чуть в стороне менестреля. Де Вильмон тихо толковал о чем-то с Эрикой, небрежно перебирая струны гитары, отчего та звучала тихо, но довольно приятно.

- Шевалье де Вильмон! Вчера дама Стефания упрекнула меня в том, что я выбрал для поединка с вами неравное оружие!

В комнате воцарилась тишина. Нашей героине стало не по себе от страха за менестреля - одному Богу известно, что ещё изобрел злокозненный ум барона, какую очередную пакость! И зачем только она вчера с ним спорила? А теперь по её вине пострадает ни в чем не повинный человек!

Но де Вильмон и бровью не повел на этот очередной вызов. Наоборот, его глаза заинтересованно и опасно блеснули. Похоже, он жаждал реванша!

- Почему неравное? Я так не считаю! Но если у вас есть желание сразиться со мной другим видом оружия...

- Есть! - едко ухмыльнулся фон Валленберг,- я хочу сразиться на вашем поприще!

Не было ни одного лица в их окружении, на котором бы не отразилось крайнее удивление.

- То есть? - изумился и менестрель.

- Поэтический турнир! Состязание в написании мадригала в честь дамы Стефании! Я не хочу, чтобы она упрекала меня в нечестности!

Губы поэта исказила недобрая усмешка.

- Если вы настаиваете... Я принимаю ваш вызов!

Он чуть-чуть подумал, а потом осведомился:

- Каковы же условия поединка?

Валленберг небрежно развел руками.

- Мадригал в ответ на мадригал... Вы гость - вам и начинать!

Де Вильмон не заставил себя ждать. Уверенной рукой взяв несколько аккордов, он немного подумал и выдал следующее:

Вечна дорога к мечте,

И может быть бесконечно трудной!

Вся жизнь - это путь к тебе,

К любимой моей,

Нежной и безрассудной!

Ты настолько прекрасна,

Что звезды порой

Красотою лица затмеваешь,

Отливают глаза бирюзы синевой,

Ты улыбкой весь мир освещаешь!

Ты возьми мое сердце в ладонь

И сожми!

Пусть умру, и прервется дыханье...

Жизнь мою, как цветок

Для себя ты сорви,

Для меня это в страсти признанье!

Я надеждой живу,

Что полюбишь меня,

И умру, если вдруг

Ты забудешь меня!

Негромкие и опасливые аплодисменты больше отдавали вежливостью, чем искренним восхищением. Ведь соперником менестреля был сам хозяин замка, и понятно, что прежде чем выказывать ему восторг всем, все-таки, хотелось услышать самого барона.