Ирина Шевченко - Там, где горит свет

Оглядевшись, девочка поняла, что в комнате никого больше нет. Хотела выйти в коридор, но длинные рукава, как оказалось, компенсировались коротким подолом (или как там оно называется у мужских рубах?). Осталось только спрятаться под одеялом и ждать, пока кто-нибудь придет.

Хорошо это или плохо, но долго ждать не пришлось.

— Отоспалась? — постоялец, как и утром, недовольный, заглянул в комнату. — Пить хочешь? Или есть?

— Нет, я…

— Ну и ладно.

— Тьен, я хотела спросить, — начала она нерешительно. — Почему я… вот?

Она показала ему кошмарный рукав.

— Переодел тебя, — коротко ответил квартирант.

— З-зачем? — Теперь кожу обдало холодом, а внутри запылало.

— Стошнило тебя, — раздраженно дернул губой вор. — Нужно было так в блевотине и оставить?

Только теперь она обратила внимание, что простыни на кровати влажные и пол в комнате мокрый — видно, еще и мыть пришлось. От стыда захотелось под землю провалиться.

— В общем, если есть захочешь, я там каши сварил. Малого накормил уже.

— А… А ты…

— А я кофе хочу.

— У нас нет, — растерялась девочка. — Только ячменный…

— Ну ты сказала, — ухмыльнулся квартирант. — В город пойду, там и попью. А ты чтоб до моего возвращения из кровати не вылезала, ясно? Только поесть и попить. Матрас я твой убрал от греха подальше. Одеяло на окне увидишь — это специально так, тянет у вас там.

— Но…

— Вернусь, софу тебе из гостиной притащу, на ней спать будешь, — тоном, не терпящим возражений, заявил Тьен.

— Она тяжелая, — прошептала, потупившись, девочка. — И ножка отваливается.

— Дотащу, не боись. А ножка — скакать не будешь — выдержит. Все, я пошел.

— Тьен!

— Чего еще? — обернулся через плечо вор. На миг почудилось, что вид у него какой-то усталый, словно он уже ту софу по всему дому битый час таскал.

— Зонт возьми, — только и промямлила Софи.

— А то я сам не знал.

Через пять минут примчался Люк с альбомом и цветными мелками, и с перепачканной шоколадом мордашкой. Уселся за стол и принялся что-то рисовать, негромко напевая:

— К бесям на веси, к бесям на веси.

— Какие беси? — нахмурилась, разобрав слова, сестра. — Снова от напарника своего глупостей нахватался?

— Ага! — гордо признал мальчик. — Тьен так казал. Седу, да. К бесям на веси!

…А девчонка вообще ничего не поняла. И не помнила. Абсолютно. С утра еле дышала, к вечеру уже порывалась постирушку устроить. Вообще суетилась, как белка, хоть за ногу к кровати привязывай.

Мог бы, но не стал.

Во-первых, видел, что от болезни уже и следа не осталось.

А во-вторых, кто он ей такой? Сама сказала: кто, мол, ты мне такой, чтобы указывать. Это когда он ей, дуре, предложил из лавки с концами уйти. Горбатится за гроши, мало того, что встает ни свет, ни заря, так и там, небось, целый день на ногах, то тяжести таскает, то метет чего-то, то моет. А ему на день всего в люди выйти, и уже на неделю заработал, и себе и ей с малым. Так нет, зенки в пол вперила, стесняется типа, а сама свое гнет. Ты, говорит, завтра съедешь, и поминай, как звали, а я себе потом такого места не найду. Ну и про «кто ты мне такой» — тоже.

Ну никто, так никто. На том и порешили.

На следующий день, как положено, в лавку пошла. Люка, правда, не потащила. Разрешила оставить. Вот, поди ж ты, разрешила! Как будто не он ей одолжение делает, что за братом ее присматривает, а она ему счастье великое дозволяет — полдня малому сопли утирать и сказки рассказывать. Еще и внушение, уходя, провела, чтобы никакой крамолы про легкодоступных принцесс недалекого ума и прочих речей, для младенческих ушек не предназначенных.

Ладно. Раз такое дело, вместо сказок в кинотеатр пошли — там вообще все без слов. Одно плохо, что не комедия: на новой неделе другой фильм зарядили, про любовь. Но Люку понравилось. Особенно, когда трепетная барышня, за которой сразу двое кавалеров увивалось, закатывала глаза и падала кому-нибудь из них на руки, вроде как в обморок. В итоге допадалась, что эти придурки из-за нее стрелялись, а она скакала между ними и визжала (слава богу, не слышно, как), но рот открывала — мама не горюй! Надо было кому-нибудь из кавалеров курок ненароком спустить… А так — свадьба и все дела. Ерунда, короче. Только зря пленку перевели.

Но может, и нормальный фильм был, просто Тьен весь сеанс не о том думал. В итоге, когда свет зажгли, подошел все-таки к таперу, поздоровался. Шарль его узнал… Не совсем узнал, а по музею вспомнил. Малому разрешил на клавиши понажимать…

И на следующий день они с Люком гуляли. Взяли извозчика и в частный зверинец поехали: в кинотеатре накануне афишку видели. Зверинец маленький, слонов и жирафов в нем не держали, зато чистый, теплый, звери — мартышки, еноты, лама, козочки какие-то — все сытые и ухоженные, не то, что в загоне при ярмарочном поле. После зверинца с Лансом встретились, поболтали немного. Шут на работу уже не жаловался, хоть Тьен и ожидал, что теперь еще из-за непогоды брюзжать начнет. Нет, наоборот, всем доволен. Особенно тем, что Манон его в кои веки не распекает, а радуется, что он наконец-то «человеком» стал. По дружбе у Тьена денег занял до следующей зарплаты, сказал, Манюне колечко купить для полного счастья. Не обручальное, конечно, но… чтобы было, значит.

Затем у Софи в лавке крысы обнаружились, целый выводок, и хозяин временно прикрыл заведение, пока не потравит, а мелкой три выходных кряду отпустил. Как раз вовремя: Тьену теперь не нужно было с Люком таскаться, а можно было самому выбраться. Деньги пока не кончились, но о будущем тоже думать надо.

С утра вышел, погулял неплохо так. К обеду уже на фунт шоколада и бутылочку легкого вина хватило, еще и на гусиный паштет осталось и… ну, на безделушку одну. Думал, придет домой к ужину, посидят, винца выпьют. Может, поговорят нормально.

Размечтался.

Только переступил порог, как услышал незнакомый голос с кухни. Зашел осторожно, остановился в дверях…

— Тьен писол! — радостно сдал его напарник.

Пришлось показаться. Заодно и посмотрел, кого там нелегкая принесла.

— Это Тьен, — смущенно представила его Софи сидящему за столом мужчине с жиденькими усиками и наметившейся в неровно стриженных каштановых волосах проплешиной. — Я тебе о нем говорила. А это… — она почему-то запнулась, и вор заподозрил неладное. — Это мой отец.

Вона как. Вор, не выказывая пристального внимания, бегло оглядел гостя. По тому, что рассказывала о нем Софи, как и по тому, чего она не рассказывала, Тьен давно уже составил представление о блудном папаше, а сейчас лишний раз в нем утвердился.

— Рад познакомиться, — кивнул он, вполне учтиво, но без помянутой радости. — Надолго вы… к нам?

От в последний момент вверченного «к нам» любящего родителя передернуло, но, к чести своей, лицо он сохранить сумел.