Оксана Демченко - Сын тумана

Когда должные слова были сказаны, граф хмыкнул, прокашлялся… и вместо присяги потребовал повторить сидр. Прикончив кувшин – выпив и разбив – сын тумана натянул принесенную слугами рубаху, нехотя влез в штаны, шипя проклятия и жалуясь, как трудно жить без кожи. Аше суетилась рядом, хозяйски нацепив на сгиб локтя корзину с припасами, принесенную только что. Кортэ все шипел и бормотал: ветер знобкий, пятки в волдырях, а надо их трудить – искать Оллэ, к тому же война войной, но пройдоха Иларио обязан составить отчет, независимо от того, жив или нет.

Оллэ явился сам. С первого взгляда было заметно: он стал мрачнее прежнего. Прискакал верхом на рыжем Черте, спешился и бросил повод южанке, глянул на неё пристально, виновато вздохнул, всерьез пугая Аделу. Безразличным тоном сын шторма сообщил, что единоверцы Абу готовят все для похорон по обычаю Алькема, что герцог Траста в бою показал себя героем – то есть неразумным и отчаянным мальчишкой, лезущим в первый ряд. Что совсем недавно был он при смерти, но для нэрриха с опытом несложно выделить малую толику раха и вернуть человека, пока тот еще дышит. Адела метнулась в седло и умчалась, не глянув в сторону королевы.

– Надо же, побелела так, что поверить можно, всерьез переживает за мужа, – хмыкнула Изабелла. – Герцоги не женятся по любви, но мерзавец Абу умудрился и тут обмануть нас и получить выгоду для семьи. Дон Оллэ, неужто совершенно нельзя было вернуть его? Очень уж хочется… гм… казнить злодея.

– Ваши королевские шутки пусть дождутся внимания свиты, – тихо предложил сын шторма. Повернулся к Кортэ. – Преклоняюсь перед упорством, недоступным мне. Даровать и возвращать жизнь – удел богов, вынашивать и вводить в мир – прихоть людей, а мы, нэрриха, лишь отнимаем и разрушаем. Печальный рок. Ты вдруг отказался от привычного нам пути и сразу покинул последний круг нашего роста, поскольку стал иным…

– Как же я горд собою, – восхитился Кортэ, пробуя выпрямиться, вскинуть голову и улыбнуться, хотя все это причиняло боль. Но сын тумана переупрямил и болезнь, и непослушное тело. Хитро подмигнул Оллэ, разом сбросил маску бравады и позволил уголкам губ траурно опуститься. – Я тоже был его другом. Мне больно… Долго будет больно и пусто внутри, тут. Но я теперь знаю, как исправить если не все, то кое-что. Он ушел, исполняя задуманное. Его дело не должно сгинуть.

Кортэ усмехнулся, обнял маари и побрел прочь, опираясь на её плечо, прихрамывая и пошатываясь. Чуть погодя и отдельно ушел Оллэ.

Королева долго смотрела вслед, моргая и убеждая себя, что глаза слезятся из-за соринки, трущей веко. Слабость правителей, любая – это повод помыкать ими. Она, Изабелла Атеррийская, выросла во дворце и не хуже покойного еретика знает, что всякое сочувствие ядовито, что любая помощь лишь хитрый ход, сулящий выгоду кому-то из игроков. А дружба… Полноте, только нищие могут всерьез рассуждать о подобном! Иногда беззаботность их бытия вызывает зависть у королей. Нищие бездельники вправе целый день оплакивать свои ничтожные беды и рвать душу болью утрат. Короли куда рачительнее распоряжаются временем.

– Хакобо!

– Мое имя, если будет позволено…

– Полагаешь, мы должны запоминать твое ничтожное имя? – вкрадчиво уточнила Изабелла, покосившись на случайного собеседника и пообещав себе убрать его из свиты как можно скорее. Простоват. Недопустимо и непочтительно. К тому же красавчик, а ревность Бертрана опасна для покоя столицы. – Что взорвалось в лагере патора?

– Так… – смешался юный дон, кланяясь и багровея во все щеки, – изрядная бочка святой воды, ваше величество. Патор приказал везти запас от самого родника Ступеней духа, дабы свершить большой молебен. Увы, тот шар, как утверждают сэрвэды, прошел доски насквозь и снутри рванул. Пара столб, грохот и все такое.

– Снутри, – поморщилась Изабелла. – Деревенщина. В университетах благородные доны редко обучаются, вам лишь бы жрать с моего стола и золото казны переводить на безделье. Рапира у тебя с дорогой гардой, а цена ей медяк, если поставить против Эспады, нищего королевского пса… – Изабелла вздохнула, щурясь и глядя в сторону лагеря патора. Рассмеялась негромко. – А ведь придется признать Кортэ обладателем души, святая вода и ересь – несовместимы. Вели подать карету. Мальчики уже, пожалуй, наигрались и в войну, и в переговоры. Пора прочесть то, что написано по их распоряжению. И малость подправить.

К полудню в большом шатре патора необходимые бумаги были подписаны.

Королева скромно смотрела в пол, пряча удовольствие. Она получила желаемое, выбив Галатор из материковых портов и поссорив с Тагезой, не ущемленной условиями мира ничуть, если не считать потерю малой горной долины, получившей статус независимого княжества. Впрочем, можно ли огорчаться: остался с носом наглец Кортэ, недавно и громогласно объявлявший Вольмаро своей вотчиной. Именно такое условие – унижение сына тумана – ставил сам король Тагезы, и оно было принято, ведь, как со вздохом признала Изабелла, кровные связи сильнее иных долгов и обязательств.

Теперь победительница гладила веер, из-под ресниц наблюдая за мужем, подписывающим договор о мире. Рассматривала южан, толкущихся снаружи и ожидающих права войти и поклониться. Прибыли кстати, сообщили о разгроме флота Галатора, сделав островного короля серым, а ведь указанный цвет так идет чужим дрожащим щекам, когда твои собственные цветут румянцем… Факундо, бедолага, уже знает о взрыве бочки со святой водой и от задумчивости так рассеян, что подписывает молча, хотя договор для него, представителя власти духовной, не выгоден, хуже, почти неприемлем: внизу есть строчка, расписаться в которой должен посол или соправитель Алькема, именуемого «южной провинцией Эндэры, особыми правами наделенной». Изабелла прикрыла веки, не позволяя воображению рисовать Абу, подписывающего лист последним и сияющего отвратительной, вызывающей зависть улыбкой. Эта его улыбка осталась видна даже на мертвом лице…

Подпись поставил, конечно же, не Абу. Бледный, но достаточно уверенно опирающийся на трость герцог Валериан быстро провел пером по бумаге и захромал к креслу, размещенному удобно для раненого, близко к столику с договором.

– Эмир хотя бы знает, что теперь у него имеется соправитель? – едва слышно поинтересовался король Галатора, на миг оживившийся.

– Говорят, на островах еретики кишат, пусть они и иного толка, чем наши, – шепотом припомнила Изабелла, подзывая Аделу и делясь с нею мыслями так, что прочие могли при некотором усердии расслышать. – А нам вот пока что не интересно, пишут ли они письма на юг или нет. Горы у них, вроде бы, каким-то мятежом охвачены… Впрочем, сплетни.