nastiel - Кровь и туман (СИ)

– Почему же, – Эдзе поднимает руку, демонстрируя мне свой локоть. – Вот. До сих пор щиплет.

На коже локтя едва заметная ссадина. Я не знаю, злиться на него или смеяться. Во всём, что происходит с Эдзе, столько игры, что невольно вспоминается повесть о мальчике, волках и овцах.

– Ждали собеседника? – спрашиваю я, скрещивая руки на груди. – Поговорить хотите? Расскажите тогда, что было между вами и моей матерью.

Эдзе явно никак не ожидал, что я вернусь к этой теме. Его брови ползут вверх, рот приоткрывается, вбирая воздух в лёгкие.

– Правда тебе не понравится, – уверяет он.

– С вашего позволения, я сама разберусь.

– Я о тебе же беспокоюсь, Слава, – продолжает настаивать Эдзе. – Сама посуди: только что на твоих глазах умер твой друг, затем убили человека, в какой-то степени бывшего твоим вторым отцом. Твои друзья измучены и ранены… как и ты сама. Не думаешь, что ещё одного событие, способное разрушить, пусть и образно, нечто привычное, может стать для кого-то фатальным?

Голос у Эдзе тихий, ровный. И в словах, сказанных этим голосом, мне видится больше правды и смысла, чем в любом моём возможном контраргументе.

– Так, завязывайте эти свои штуки! – восклицает Бен.

Он соскакивает с койки, хватает меня, стоящую рядом, за руку и тянет в сторону выхода.

– Что такое? – спрашиваю я, пытаясь остановить Бена.

– Этот псих гипнотизирует тебя, разве не ясно? Пудрит голову! Пошли отсюда.

Бен позволяет мне забрать одежду, обувь и меч, а потом мы уходит. Напоследок я успеваю обернуться на Эдзе. Тот сидит, не обращая на нас никакого внимания, и разглядывает что-то в своих ладонях.

– Как ты понял, что это гипноз? – спрашиваю я, пока мы идём в направлении, известном только Бену.

– А я и не понял. Так, предположил. Просто уж больно лицо у тебя стало странное.

– И это, по-твоему, плохо?

– Не знаю. – Бен указывает на дверь в конце коридора. – Нам туда.

Бен ускоряется. Когда я равняюсь с ним у самой двери, он открывает её. Перед нами снова палата, но в отличие от той, в которой я очнулась, здесь только одна койка, а ещё много цветов в вазах и солнечного света.

– О! – восклицает единственный больной. Им оказывается Вениамин. – Явился – не запылился! Дед тут при смерти, а он даже чёртовых яблок ему не принёс за несколько дней!

– Не ворчи, – отвечает Бен. Пока я закрываю за нами дверь, он идёт к деду и обнимает его.

Вениамин даётся внуку не сразу. Куксится, морщит нос – играет с ним, а Бен и рад вестись. В конце концов, они хлопают друг друга по спинам.

– И Романову, гляжу, приволок, – Бен-старший кивает мне в знак приветствия. – Ты-то как, девочка? Слышал, что неслабо тебе досталось.

– Жить буду.

– А вот это – правильный настрой!

Бен обходит койку деда и собирается присесть на свободный стул, но дед останавливает его, поднимая руку в воздух.

– Дрон, давай-ка, сбегай и принеси чего-нибудь перекусить.

– Ты только недавно завтракал.

– Я – да, а вот ты выглядишь голодным. Так что шементом и без лишних разговоров.

Бен скалится, и всё же уходит, оставляя дверь открытой. Вениамин – определённо интересный мужчина, но оставаться с ним наедине мне не хочется, ведь мы совсем друг друга не знаем. О чём разговаривать? Чем заполнить паузу?

– Славка, – первым в диалог вступает Вениамин. – Не прикроешь дверь, а то кое-кто у нас, похоже, в лифте родился? Да и разговор у меня к тебе есть.

Я слушаюсь. Буквально на несколько секунд отвлекаюсь от Вениамина, пока иду закрывать дверь, а когда возвращаюсь, нахожу старика ёрзающим в кровати, чтобы сесть.

– Вы бы так резко не вставали, – предостерегающе говорю я, указывая на аппарат, к которому Вениамин подключён.

– Вот в свои почти семьдесят лет я только у мелочи всякой совета не спрашивал, – произносит он беззлобно, но раздражённо. Наконец устроившись, он складывает руки на груди: – Времени на милые беседы у нас нет, скоро Андрей вернётся. В общем, у меня сообщение для отца твоего. Только больше – никому. Уяснила? Сейчас с доверием большие проблемы.

– Уяснила, – сразу подтверждаю я.

– Оборотни не знают, как гнори и перитоны оказались в Дуброве. Неполадки с призмой, конечно, их рук дело, но они никак не ожидали, что перенаправят портал именно на мир, откуда придут такие гости. Однако есть подозрения…

– Какие?

– Возможно, в этом как-то замешан Волшебный народец. Я тоже подумал, и… пришлось напрячь мозги и вспомнить, как говорится, матчасть. Ты же в курсе, что у гнори и перитонов нет своего дома.

Я неоднозначно качаю головой.

– Они переходят из мира в мир, захватывая территории, – продолжает Вениамин. – Если им оказывают сильное сопротивление, они уходят, но возвращаются через некоторое время, чтобы довести начатое до конца. Узнай у того, с кем ты водишься вопреки всеобщему неодобрению, про место, откуда он родом, и тебе всё станет понятно.

– Вы говорите об Эдзе? – спрашиваю я. Первое имя, которое приходит в голову, с такой-то характеристикой. Затем я поправляюсь: – То есть, о Миллуони?

Бен-старший кивает в знак подтверждения.

– Извините, – говорю я. – Но вы уверены? Откуда такая информация? Не могла же она достаться вам так легко.

Брови Бена-старшего ползут вверх.

– Легко? – он хмыкает и тут же хватается за сердце. Я испугано вскакиваю, но это лишь обман: губы старика растягивает улыбка. – Я вообще-то чуть Богу душу не отдал, а она говорит, мол, легко!

– Не смешно, – заверяю я.

Шаги в коридоре заставляют нас обоих напрячься. Бен-старший быстро опускается в кровати, принимая лежачее положение.

– И ещё кое-что, – произносит он уже на всякий случай шёпотом. – Передай Дмитрию, что в штабе определённо точно есть стукачи. Пусть внимательнее будет.

Как только Вениамин замолкает, дверь палаты открывается.

– У них в автомате с едой только овощи и фрукты, – произносит Бен, появляясь передо мной. – Я такое жрать не собираюсь, я что, корова, что ли? Придётся медленно умирать с голоду.

– Ну, овощи – это полезно.

– Ну, овощи – это полезно, – передразнивает меня Бен. Пока он ставит пластиковые стаканчики с кофе на тумбочку, оказываясь спиной к деду, я вижу, как Бен-старший едва заметно улыбается. – Не припомню, чтобы назначал тебя на должность своего диетолога.

Я закатываю глаза. Беру один из стаканчиков с кофе и отхожу к окну, позволяя внуку и деду побеседовать наедине. На мне до сих пор ничего, кроме нижнего белья и простыни, а кофе на вкус напоминает мыльную воду с какао, но это беспокоит меня ещё меньше, чем полное отсутствие звукоизоляции в палате и вместе с этим перебойный лай двух дворовых собак. Единственное, что теперь не даёт покоя – мысль о предателе в стенах штаба.

Оборотни не могли сами попасть на этаж с камерами, чтобы выпустить преступников, как и затем проникнуть в морг. Кто-то должен был открыть портал, а это значит, что правило “никому нельзя доверять” отныне имеет ещё более жёсткие границы.