nastiel - Кровь и туман (СИ)

Глаза Эдзе расширяются.

– И как на это отреагировало ваше начальство? – с интересом спрашивает он.

– Я никому не говорила.

– Бунтарка, – хмыкает Эдзе. – Мне нравится. Ладно. – Он встаёт, привычным жестом вытирает ладони о штаны по брючному шву. – Только оплата – вперёд.

– Как хотите. Это уже, как вы говорили, не моё дело.

– Ох, дорогуша, – Эдзе снисходительно качает головой. – Не в этот раз.

Он уходит к сумке, брошенной под подоконником. Её содержимое гремит, шелестит и побрякивает, когда он перебирает его в поисках чего-то определённого.

– Я не понимаю… – начинаю я, но обрываю сама себя вместе с тем, как Эдзе выпрямляется и разворачивается ко мне лицом.

В его руках уже знакомый мне гримуар и ещё что-то, что больше пугает, чем вызывает интерес.

– Так это работает, – Эдзе делает несколько шагов мне навстречу. – Чтобы изъять те жалкие крошки, которые остались от Христофа, мне нужен проводник. Кто-то, кто, так или иначе, знал его и был с ним связан. Друг, родственник, любовник – кто угодно.

– Вы тоже подходите под этот список, – говорю я, начиная понимать, к чему ведёт Эдзе.

– Верно. Вот только я не могу одновременно колдовать и быть проводником.

– Я не собираюсь просить Власа, – я упираю кулаки в бока. – Он и так слишком… – дыхание учащается. – Да, он его племянник, но… – язык путает слова. Я откашливаюсь. – Нет. Вам придётся искать другой способ.

– Во-первых, другого способа нет, – отвечает Эдзе. – А во-вторых, я говорил не о Власе.

– Тогда о ком?

Разве остался кто-то ещё? Ведь даже при жизни у Христофа почти никого не было. Анна и Роза – обе погибли. Эдгар и Ева – не были рождены. В последние дни своей жизни Христоф и вовсе был один: только химеры вокруг, да я, и то не по своей воле.

– Стойте, – тихо произношу я. Мысли, пришедшие в голову, такие странные, что я тру лоб, будто это может помочь мне вытащить их наружу. – Вы хотите, чтобы я…

– После смерти Христофа мне удалось пойти по следам некоторых из его созданий. Я хотел подчистить за ним… Мне казалось, это будет правильным. А ещё единственным, что я мог сделать, чтобы хоть как-то исправить то, что, в какой-то степени, произошло по моей вине.

– В какой-то степени? – переспрашиваю я. – Да, образно выражаясь, вы вложили в его руку пистолет и показали, как нужно целиться!

– Да, вот только у него уже были свои патроны, – Эдзе прыскает. – Образно выражаясь. Но смысл не в этом, а в том, что мне всё-таки удалось уничтожить пятерых. Я не знаю, сколько их ещё осталось, быть может, они, не приспособленные к жизни без Христофа, умерли своей смертью, но… В общем, я не только убивал их, но и вёл некоторого рода беседу.

– Вы пытали их, – это не вопрос.

А Эдзе и не спорит.

– Мне хотелось узнать, как проходили последние дни Христофа, – продолжает он. – В конце концов, парень был мне не безразличен.

– К чему всё это?

– К тому, что все химеры, как одна, твердили о двух девушках: о Розе, которую они ни разу не видели, но слышали о ней из уст самого Христофа, и о рыжеволосой Аполлинарии, которая даже стала для них боевым наставником в день перед сражением. Аполлинария.… Именно так звали ту девицу, которая переместилась в твоё тело в Огненных землях.

– Не думаю, что мы с Рисом были настолько близки.

– Это неважно. Он доверял тебе. Его воспоминания о тебе – сильные. Этого будет достаточно для того, чтобы изъять его останки. К тому же, – Эдзе лукаво улыбается. – Посмотри мне в глаза и скажи, что сама ничего к нему не испытываешь: ни скорби, ни жалости, ни понимания – ничего.

Я не могу врать Эдзе. Мне кажется, он раскусит меня раньше, чем я только подумаю о том, чтобы раскрыть рот.

– Вот именно, – заключает ведьмак, так и не получив никакого от меня ответа. – Именно, – повторяет тише. – Итак, ты не передумала?

– Будет больно? – уточняю я.

Возможно, такого вопроса бы не возникло, если бы во второй руке Эдзе не держал клинок.

– О, – Эдзе, спохватившись, суёт нож, лезвие которого оказывается достаточно тонким, чтобы потеряться меж страниц гримуара, куда он его и вставляет, когда ловит мой пристальный и обеспокоенный взгляд. – Нет, дорогуша, это не для тебя! Уже слишком поздний час, чтобы проводить наш ритуал. Лучше на рассвете. Часов в пять утра.

– Ладно, – киваю я.

– И да, насчёт твоего вопроса, – Эдзе зажимает гримуар подмышкой. – Смотря, как ты оцениваешь боль. – Рукой, свободной от любой скованности, он скребёт подбородок. – Скажем, по шкале от одного до десяти?

Мне так часто доставалось, что выбрать что-то одно оказывается, на первый взгляд, непосильной задачей. Но затем я вспоминаю битву в бальном зале и то, как она для меня закончилась. В груди возникают отголоски прошлой боли: жгучей, терпкой, тягучей.

– Когда мы сражались с химерами, я получила удар чем-то острым в грудь, – я касаюсь грудной клетки. Мне чудится пульсация, проникающая даже слои одежды. – И это определённо была девятка. Повезло, что я вовремя отключилась.

– Что ж, – Эдзе дёргает бровью. Мой ответ вызвал в нём какую-то эмоцию, но я не могу уловить её. – Тогда тебе, вероятно, стоит подготовить себя к десятке.

***

Я провожаю взглядом сначала наш красный внедорожник с Беном, как защитником оперативной команды вызванном на задание, на водительском сиденье, затем – тонкую фигуру Шиго, исчезающую в неосвещённой части улицы. Укутываюсь в куртку плотнее, засовывая руки в карманы и вжимая голову в плечи, и ловлю себя на мысли, что зверски устала. Помочь может разве что кофе – единственная возможность хоть как-то взбодриться перед назначенной Антоном тренировкой. В восемь часов вечера, когда заканчиваются все занятия и доступ в тренировочный зал ограничивается лишь узким кругом людей в виде дежурной оперативной команды, назначенных на уборку помещения и, разумеется, старшего руководства, начнётся моя личная пытка.

Я знаю, это пойдёт мне на пользу. Это не просто необходимость – это моя обязанность. Если я и дальше хочу, – а я определённо уже не вижу себя кем-то другим, – быть защитником, мне нужно тренироваться. Много. И с полным пониманием ответственности.

До любимой кофейни – двадцать минут пешком. Мне везёт, что в телефоне ещё достаточно зарядки, и всю дорогу я провожу в компании с музыкой, пожалуй, впервые за всё время чувствуя себя так, словно ничего никогда не менялось. И я – всё та же любительница прогулок в одиночестве и зачитывания знакомых куплетов одними губами, пряча лицо в ворот куртки или слой шарфа. И улицы – всё такие же уютные и скрытые в отбрасываемых редкими фонарями тенях. И редкие прохожие – просто люди.

Главное, не присматриваться и не пытаться разглядеть за капюшоном причудливые цвет кожи и волос, а за очками – цвет глаз.