Ирина Меньщикова - Медальон

— Где ты ее украл? — усмешка искривила лицо мужчины, он казался еще более отвратительным.

— Не украл. Подарили, — карлик загадочно улыбнулся. — Берешь? Или я ухожу?

— А ее точно искать не будут? Платье-то на ней дорогое, — мужчина скрестил руки на груди и оценивающе осмотрел Клер.

— Да-да. Она гуляла. Ночью. Одна.

— Хорошо. Лови, — мужчина подбросил монетку, карлик неловко поймал ее в воздухе.

— Мало! — возмутился карлик.

— Ладно, жадная душонка, — в воздухе сверкнули две золотые монетки. — А теперь уходи! И забери с собой эту тряпку, — он указал на плащ, валяющийся у Клер в ногах.

Довольно поглаживая бороду работорговец ходил кругами, пристально разглядывая свой новый трофей.

— Что же мне с тобой делать? — задумчиво спросил мужчина. В ответ Клер смогла лишь жалобно всхлипнуть. От слез глаза уже давно мало что видели, а в горле встал неприятный ком. — Да ладно тебе, прекращай реветь, от опухших глаз ты красивее не стала.

У Клер было достаточно времени, чтобы подумать, так хотелось высказать этому нахалу все, что накипело за эти несколько минут. Но как только кляп покинул ее рот, единственное, что она смогла сделать — прокашляться и прохрипеть что-то невнятное.

Мужчина вальяжно развалился на своем стуле и скрестил руки на груди.

— Ну что ж, рассказывай.

— Воды, — хрипло взмолилась Клер.

— Ладно, — он налил воды из кувшина в стакан и протянул пленнице. Она посмотрела на него как на идиота. — Ой, точно, у тебя же руки связаны, — он посмеялся сам над собой, но руки не развязал, а напоил девушку сам. Она жадно хватала каждую каплю, когда вода кончилась, ушли почти все неприятные ощущения, но пить все равно хотелось, — ну а теперь все же рассказывай.

— Что?

— Как докатилась до такой жизни.

— Люблю гулять одна, — в ее глазах не было страха, была лишь странная ненависть. Она зло смотрела на мужчину, развалившегося в кресле.

— Ай-яй-яй. Ночью? — он не скрывал улыбки.

— Вечером, — огрызнулась Клер в ответ.

— Тогда не удивительно, что ты оказалась у меня. Ну, ничего, мы быстро это исправим.

— Отпустите? — удивления в ее голосе было больше, чем надежды.

— Что ты? Нет! Продам, — это слово он произнес очень посредственно, в этих стенах оно казалась слишком обычным. Для него этот разговор был обыденностью, он говорил заранее заготовленные фразы настолько скучающим голосом, что многим пленникам становилось его жалко.

Клер ничего не ответила, она лишь испуганно смотрела на мужчину.

— И не думай, что я тебя пожалею. У меня давно нет жалости к таким как ты, — мужчина соскочил со своего кресла и подошел к пленнице. — Таким милым. Маленьким. Беззащитным, — он, схватив девушку за подбородок, разглядывал ее измученное лицо. Пленница давно не слушала его разговоры, она так увлеклась распутыванием своих рук, что забывала кивать в ответ. Казалось, веревка вот-вот поддастся, но раз за разом она стягивалась сильнее. Мужчина не мог не заметить ее разочарования. — Что-то не так?

Ответа он не получил.

— Ах да, эти узлы тебе не распутать. Можешь не стараться. Идти можешь? Этот идиот не сильно тебя ударил? А то нескольких убил.

Клер отрицательно помотала головой. Это совершенно не удивило мужчину, он легко подхватил пленницу на руки, перекинул через плечо и пошел прочь из комнаты. Само здание не наводило должного ужаса, это был самый обычный дом, окна завешаны плотными шторами, освящение оставляло желать лучшего, везде царил полумрак. В некоторых коридорах висели картины, но выглядели они старыми и ветхими, некоторые полотна были порваны. Все двери были прекрасно смазаны и не скрипели при малейшем прикосновении, полы так же не издавали лишнего шума. Ходить по этому дому можно было совершенно незаметно.

Все обычное закончилось за этой дверью, железной, местами ржавой, скрип от ее открытия разнесся, казалось, по всей округе. За этой дверью начинался подвал, каменный и холодный. Стены были неровные, мох пробивался почти из под каждого камня, местами, в свете тусклых фонарей были видны засохшие багровые капли.

Подвал был больше самого дома и очень походил на тюрьму. Справа от лестницы возвышались ряды решеток, а слева, посреди стены стояла скромная низенькая деревянная дверь с железными вставками.

Клер затолкнули в третью камеру. Маленький ключ ловко повернулся в замке. Мужчина ушел, не закрыв верхнюю дверь. Подвал освещался лишь несколькими светильниками. В камерах сидело еще несколько человек: три девушки, парень и кто-то в плаще. Все с интересом разглядывали новую жертву. В камере Клер оказалась не одна. Оглядевшись, она увидела забившуюся в угол малютку, на вид ей не было и десяти. Легкое платьишко не спасало от пронизывающего холода. Она тряслась от холода, но вида не подавала, так и сидела себе спокойно в тени.

— Тебе помочь? — девочка вышла из своего угла и подошла к новой пленнице. Но та лишь непонимающе на нее уставилась. — Ну, руки развязать?

— Да. Спасибо.

Малышка с легкостью развязала узел, и руки Клер оказались на свободе. Пока она разминала затекшие запястья, малышка вновь скрылась в тени угла и будто исчезла, если бы не маленький кулон, поблескивающий в слабом свете камеры.

— Давно ты тут?

— Пару дней, — лица ее было не видно, но голос был спокойным. Казалось, будто и пронизывающий холод не особо беспокоит ее. — Пить хочешь?

— Очень.

— Там в углу стоят кувшины с водой. Они на деле не такие уж и плохие.

Клер кинулась к воде. Горло еще болело. Осушив около половины одного из кувшинов, она облегченно вздохнула.

— Что они собираются делать?

— Продать нас.

— Но это же…

— Здесь можно. Удивительно, правда? Процветающий город, мирный и спокойный, но в самом сердце процветает торговля людьми.

Если бы Клер не знала, что в углу сидит ребенок, могла бы подумать, что разговаривает с умудренной годами старушкой. У нее были совершенно не детские интонации и мысли.

— Сколько тебе лет?

— Семь, будет завтра.

— А убежать ты не пробовала?

Клер устроилась на второй лежанке, поджав колени к груди. Только сейчас она заметила, что все платье в грязи и пыли, а на руках остались неприятные полосы от веревки, а чуть выше синяк, так сильно сжимал ее руку карлик.

— Тимми пытался, его вернули назад через четверть часа, когда он вернулся от главного, он больше не разговаривал, — голос дрогнул, и казалось, она сейчас заплачет.

— Это твой друг?

— Старший брат. Нас украли прямо из дома, пока родители спали.

Малышка казалась весьма смышленой, она говорила совсем как взрослая, но детский голосок портил всю картину. Отдельные буквы, которые она с трудом выговаривала, смотрелись нелепо на фоне холодной клетки.