Ирина Шевченко - Там, где горит свет (СИ)

Но сперва чужака неблагодарного из дома выставить!

Порывшись в чулане, нашла коробку с отцовскими вещами. Распродать бы давно, да разве с тряпья много выручишь? Выбрала рубаху, теплую, но поплоше, такую, что не жалко. Еще одну взяла – ветошь ветошью – пусть на портянки рвет. Ватник, так и быть, пускай забирает, до нужника добежать и шаль накинуть можно. И старые валенки она редко когда надевает… А калоши не отдаст!

- На вот! – собранную одежду швырнула прямо на пол, под ноги парню.

Он поднял рубашку, осмотрел, как на ярмарке. Рот скривил, так что стало видно дырку между ровных белых зубов.

- Хахаля?

- Что? – не поняла девочка незнакомое слово.

Чужак кривиться перестал.

- Отцовская? – спросил уже по-другому. Она кивнула. – На работе, говоришь? И когда придет?

- Когда надо!

Чайник шипел, исходя густым белым паром. Воды осталось ровно половина, но на две кружки хватит. Софи насыпала заварки, залила кипятком и оставила настаиваться, а сама тем временем опять заглянула к брату.

- Кушать не захотел?

- Я захотел, - раздалось за спиной наглое.

«И зачем я вернулась в тот переулок?» - подумала она с досадой. Еле дышал же! Казалось, и до утра не дотянет! А теперь расхаживает тут хозяином, жив-живехонек, и никакой жалости к нему, Софи уже не испытывала. Но и страх перед незнакомцем, как ни странно, тоже прошел.

- То там? – встрепенулся, услыхав новый голос, Люк.

- Никто. – Девочка загородила собой проход. – Погоди еще немного, я чаю с сухариком принесу.

Затворив дверь, шипящей кошкой накинулась на чужака:

- Сказал же, что уйдешь!

- Когда стемнеет, - спокойно напомнил тот свои слова. Не спросясь прошел за ней в кухню. – Так покормишь гостя?

- Все равно же не отвяжешься.

Софи насыпала пустой каши и поставила тарелку на стол перед «гостем».

- Считаешь, я голубь – пшено клевать? – ухмыльнулся тот.

- Другого нет, - отрезала она. В холоде оставалась еще половина курицы, но мясо было только для Люка.

- Понятно, что нет. - Парень окинул кухню пренебрежительным взглядом. – Но ложку все-таки дай.

Девочка смутилась, достала ложку. Хотела тоже сказать какую-нибудь колкость: язык, слава богу, в препирательствах с торговками, заточен - но, как назло, снова закашлялась.

- Давно болеешь? – спросил зеленоглазый с сочувствием.

- Нет, - пробормотала она. – Первый день, как простыла.

- Всего день, а уже кровью харкаешь? – не поверил он.

- Ничего я не… - Во рту остался металлический привкус. – Просто горло подрала.

- Бывает, - парень пожал плечами и, как ни в чем не бывало, принялся уплетать холодную кашу. – Но, если что, и чахотку вылечить можно. У меня знакомый один собачий жир топил. Щенков собирал по округе, шкурки на шапки, а тушку выпотрошит и…

Софи почувствовала, что ее сейчас стошнит.

- Нет у меня никакой чахотки!

Новый приступ некстати согнул пополам.

- Вижу, - хмуро заметил чужак, которому, по-хорошему, полагалось сейчас хрипеть и корчиться от боли - ему, а не ей! – Только, когда к малому ходишь, рот тряпкой завязывай, заразишь еще.

От внезапного, до кости пробравшего ужаса, ноги подкосились, и Софи упала бы, не вцепись она в краешек стола. Заразить? Люка? А что, если она действительно больна? Что, если она умрет, как мама? Как он будет без нее? А если с ним самим по ее вине что-нибудь случится?

- Совсем худо? – долетело как будто издали. – Приляг что ли. Я тихо посижу и пойду. А если надо, за малым посмотрю.

- Не надо, - не отказалась, а скорее попросила она. Не хотела, чтобы он приближался к Люку.

Но в комнату все-таки пошла. Подкинула в очаг угля и свернулась на матрасе, укутавшись в одеяло. Пока чай остынет, отдохнет…

Когда открыла глаза, за окнами было уже темно, а на столе, незнамо кем зажженная, горела вполсилы лампа.

Вскочила, испуганно озираясь, хорошо, хоть не вскрикнула: Люк спал в своей кроватке, подперев щеку ладошкой.

- Котенок, маленький мой, - позвала Софи тихонько, а сердце сжалось от страха. Почудилось, что не отзовется… Но малыш открыл глаза и улыбнулся спросонок. – Солнышко мое, прости. Прости, маленький. Ты голодный, да?

- Не, - мальчик замотал головой. – Я к у сал. Кусную каску! Много!

На кухонном столе стояла тарелка, перемазанная пшенкой и засахаренной малиной. Очень вкусная кашка.

А малины в банке осталось на донышке. Только и хватило, что залить кипятком да выпить, прежде чем вернуться в постель. О катке сегодня не могло быть и речи, но к ночи кашель немного отпустил и голова почти не кружилась. День-два, и простуда уйдет, как странный парень из заснеженного переулка. Навсегда.

Шапкой Валет разжился по дороге: на подходе к слободской заставе стянул с какого-то пьянчуги мохнатый треух. Голове теплее, и маскировка какая-никакая. Вряд ли кто опознает завсегда аккуратного, как барчонок разряженного вора в таком виде: затасканный ватник, огромные валенки (как в них только мелкая ходила, когда и у него ноги выскочить норовят?), а теперь еще и кроль облезлый на голове. Да и фонари в Торговой слободе – роскошь. И работе помеха, если только ты не уличная девка. Это тем товар лицом и прочими частями показать надо, вот и вьются вокруг огней, словно ночные бабочки, а остальным светиться не с руки.

Не привлекая внимания, Тьен добрался до своего дома и остановился под обвалившейся аркой на противоположной стороне улицы, откуда хорошо просматривалось парадное. Сразу заходить не рискнул, и правильно, как оказалось: у доходки безо всякого видимого дела отирался какой-то тип, в гражданском, но по выправке, по походке, по тому, как крутил головой из стороны в сторону, - точно легавый. У Валета на эту братию глаз наметан. А чуть поодаль еще один вышагивал – копия первого, только ростом пониже, да в брюхе пошире. Не к добру.

Вор постоял еще немного и, как пришел незамеченным, так незамеченным и ушел.

Окошко над мастерской точильщика горело ярким светом. Значит, Манон работала. Пышнотелая подружка Шута была редкой вышивальщицей, и живи она в каком другом районе, от заказов бы отбоя не было. Но и в слободе находились клиенты, кто из местных, кто из пришлых, а Ланс редко когда скучал дома, пока его «малышка» возится с нитками да иголками.

Сегодняшний вечер не был исключением. Когда Тьен нашел белобрысого в подвальчике папаши Лу, тот в одиночку сражался с бутылкой анисовой водки и уже был близок к победе.

- Валет, - поднял он замутневшие глаза на присевшего по другую сторону стола друга. А затем поднял и стопку: - Пусть земля тебе будет пухом.

- Какая земля?

Шут замер, не донеся чарку до рта, всмотрелся в ухмыляющуюся физиономию вора и вздохнул:

- Ну да, какая уж тебе земля? Ты ж утоп. И жрут тебя рыбы-ы-ы… - под конец чуть ли не по-бабски заголосил.