Блейк Чарлтон - Чарослов

Нико вытаращил глаза.

— А что потом?

— Потом? Разумеется, потом он дочитал главу. — Шеннон рассмеялся. — А я бросился ему в ноги и стал умолять о помощи. Я сказал, что готов на все ради моей семьи: я выполню любое задание, возьмусь за любую работу… умру за них! И у Хакима действительно нашлась для меня работенка. — Улыбка волшебника погасла, губы сложились в мрачную линию. — Злобное заклятие одного из врагов Хакима проникло сквозь его защиту и окопалось в ковчеге, физическом средоточии божественной души. Все попытки рассеять проклятие-ловушку провалились. И вот, поскольку разоружить ловушку не вышло, оставалось лишь сделать так, чтобы она сработала.

— Хаким заставил вас испытать проклятие на себе?

— Заставил? Да я согласился с радостью! Проклятие создали, чтобы уничтожить бога, а не человека. Существовал шанс, что на меня оно вообще никак не подействует… хотя, с другой стороны, я мог и погибнуть на месте. Мне было наплевать. Я не представлял свою жизнь без жены или сына.

— И это проклятие было написано на Праязыке? Так вы узнали, что он существует?

Старый волшебник поморщился.

— Высшее проклятие вселяло знание в разум жертвы, а затем использовало это знание, чтобы причинить жертве вред. Хаким прямо мне сказал: если я выживу, он наложит собственные чары и удалит из моей памяти все воспоминания о вредоносном тексте. — Шеннон сощурил белые глаза. — Помню, как зашел в тесную темную комнатку. Помню ковчег Хакима — высокий хрустальный обелиск, покрытый танцующими рунами. А затем все куда-то поплыло: я двигался на бешеной скорости и в то же время стоял на месте. Я увидел две фразы. Одна обвивала другую — словно две змеи в брачный период. Руны взорвались, и мои глаза пронзила боль. А потом — пустота. Ни видений, ни образов… и тогда я понял, что ослеп.

Нико затаил дыхание.

Шеннон вздохнул.

— Очнулся я в повозке каравана, направлявшегося в Беш-Ло. Хаким сдержал обещание: отныне каждый волшебник Астрофела испытывал дикий ужас при одной мысли о том, чтобы причинить вред моей жене и сыну. Он даже убедил обслуживавших Орден торговцев пристроить мою жену на хорошее место в один из торговых домов. Однако на меня защита Хакима не распространялась — вероятно, его обеспокоило мое бесцеремонное вторжение к нему в храм. С его легкой руки ректор изъял рукописи с моими исследованиями, а меня сослал в Звездную крепость…

Нико взял паузу, надеясь, что наставник примет его молчание за сочувствие, а затем продолжил расспросы:

— А как же высшее проклятие, магистр? Оно научило вас Праязыку?

— Научило, и Хаким стер все воспоминания о случившемся, кроме образа тех двух фраз. До сих пор я не обмолвился об этом ни единой душе, живой или магической, из страха перед Хакимом. Кто знает, на что он готов пойти, чтобы закончить начатое?

Сердце Нико забилось быстрее.

— Значит, это правда: Праязык действительно существует. И вероятно, я как-то с ним связан. Наверное, поэтому монстр меня и преследует. Магистр, неужели вы не видите? Я не должен был стать какографом.

Шеннон поднял руку.

— Никодимус, ты спешишь с выводами. По словам существа, ты ему нужен, чтобы зарядить изумруд. О твоей связи с Праязыком он не сказал ни слова. Пойми: никому из смертных не дано постичь Праязык.

— Откуда вы знаете?

— Дело в том, — вздохнул Шеннон, — что в Праязыке всего четыре руны.

Мощный порыв ветра пронесся над мостом, взметнув длинные черные волосы Нико и сдув Азуру с плеча Шеннона. Бедной птице пришлось изо всех сил махать крыльями, чтобы ее не утянуло под мост.

— Четыре руны! — воскликнул Нико, пытаясь уложить растрепанные волосы. — Язык-прародитель всех остальных языков использует всего четыре руны?!

Шеннон поднял руку, чтобы Азура могла использовать ее как жердочку.

— Необычные, но довольно простые геометрические руны. Две выглядели как шестиугольники с несколькими радиальными черточками; две другие — как пятиугольники, прикрепленные к схожим шестиугольникам.

— Но, магистр, этого не может быть!

— Скорее, в это сложно поверить, — сказал Шеннон, пока Азура пыталась усесться к нему на руку. — Простейший общий язык состоит из двадцати двух рун. А сложнейший высший язык шаманов оперирует более чем шестью десятками тысяч знаков.

Ветер стих, и Нико заправил волосы за ворот мантии.

— Но из четырех рун можно сложить лишь четыре однорунных слова, шестнадцать двурунных, шестьдесят четыре трехрунных и так далее…

— Вот именно, — сказал Шеннон, помогая Азуре вскарабкаться обратно на плечо. — Праслова должны быть очень длинными. Подумай: в обычном языке сто тысяч слов, в нуминусе в три раза больше. Раз в словаре Праязыка по меньшей мере триста тысяч слов, каждое должно состоять из… — он замолчал, считая в уме, — …девяти рун. А, к примеру, при двадцати рунах понадобилось бы всего… — он снова прервался, — …всего пять рун на каждое слово.

Нико закрыл глаза и попробовал разобраться в расчетах наставника.

Шеннон издал тяжкий вздох.

— А так как рун всего четыре, длинные слова было бы очень сложно разобрать. Подумай: запомнить тысячу девятизначных чисел, состоящих из цифр от единицы до четверки. Невозможно. А предложения состояли бы из сотен, если не из тысяч рун. Тарабарщина, да и только…

Нико перестал считать и засмеялся.

— Представьте, каково это, колдовать на таком языке. Все волшебники превратились бы в какографов!..

Шеннон хотел было что-то ответить, но промолчал. Он нахмурился. Открыл рот, закрыл, снова открыл…

— Никодимус… то, что ты сейчас сказал… это очень глубокая мысль.

— Правда?

Ветер изменил направление. Со стороны Звездной академии повеяло осенним запахом прелой листвы и дыма от костра.

Шеннон кивал.

— Что, если какография — результат простого несовпадения между разумом и языком? И общепринятые языки передают смысл таким образом, что разуму, похожему на твой, сложно последовательно его воспроизвести? Ведь дело явно не в отсутствии логики. В моей редакции твои чары срабатывают безошибочно. — Нико кивнул, чувствуя, как горят от смущения уши. — Возможно ли создать язык, который бы легко воспринимался разумом какографа? Если да, должно быть верным и обратное: значит, можно создать язык, столь сложный, что даже величайшим из умов не удалось бы его освоить.

— О, — только и сумел выговорить Нико, осознавая, что имел в виду Шеннон. — А может, именно это и задумал Создатель, сотворив Праязык? Любой смертный, который попытался бы читать или писать на столь сложном языке, почувствовал бы себя какографом.

— И не какографом даже, а полным профаном.

Руки Нико снова задрожали от волнения.

— Магистр, а вдруг моя какография как-то связана с Праязыком? Что, если друидка права и монстр украл часть моей души и поместил в изумруд? Значит, я не должен был стать какографом!