Любовь Штаний - Муж для потомственной попаданки (СИ)

— Ладно, — сглотнув, кивнула. — Только сначала ты отвар выпьешь.

— Мы выпьем, — с нажимом на «мы».

Спорить смысла не было, так что я разлила отвар из кофейника по чашкам. У отца в узком шкафчике, притаившемся в самом темном углу, на всякий случай всегда имелись не только чашки, но и бокалы вместе с запасом крепкого алкоголя. Ни разу не видела, чтобы он его пил, но и во время важных встреч меня в кабинет никто не звал.

Пока доставала посуду, пока разливала противопростудный отвар, Толик следил за мной странно пристальным и чуть ли не жадным взглядом. От этого кожа буквально горела под тканью светлого домашнего платьица, а голова кружилась все сильнее. Ощущение, будто сплю и чуть ли не со стороны смотрю на движения собственных рук.

Шорох длинной, в пол юбки, заполняет помещение, бьется в стекла окОн и, возвращаясь, сливается с прерывистым дыханием. И каждый шаг, каждый жест словно растягивается во времени, растворяясь в непонятном налёте нереальности… Магия?

— Слушай, — вернувшись к дивану, протянула одну из чашек полудемону. — Ты бы не колдовал в таком состоянии.

И единственный отклик — его вопросительно вскинутая бровь. Пришлось пояснить:

— У меня какое-то странное чувство, будто ты меня заколдовал. Не стоит злоупотреблять магией во время болезни. Осложнения можно получить. Тебе оно надо?

И опять он ничего не ответил, молча впиваясь в отвар. А глаза сверкают загадочно и в то же время довольно. Насмешливо, чуть лукаво и так… будто неожиданно для себя познал смысл жизни, причем в новом знании только хорошее. Сумасшедший! И заразный, потому что у меня от этого взгляда мурашки по всему телу.

Едва не обжигаясь, тороплива проглотила свою долю лекарства, чтобы поскорее выздороветь. Сладковатый привкус трав на языке растекся по нёбу, немного отвлек и, убирая чашку на место, уже почти не дрожала. Толик допил свою порцию одним глотком.

— Убери, пожалуйста, — попросил негромко и поднялся, завернувшись в плед.

— Ты ненормальный? — скептически глянув на него поинтересовалась. — Тебе спину беречь и греть надо, а ты одеяло на бёдра намотал.

Он лишь криво улыбнулся и отмахнулся от меня.

— Так удобнее. К тому же, всё равно, скоро лягу, — и, демонстративно открывая баночку с бальзамом: — Раздевайся. Моя очередь тебя растирать.

— Только грудь я сама намажу!

— Как скажешь, — он протянул банку.

Густо покраснев под пристальным взглядом, зачерпнула немного мази и намазалась. Благо, вырез позволял.

— А теперь раздевайся и ложись, — в приказном тоне. — Дуся?

Я медлила, нервно теребя пуговку на платье. Переодевалась-то впопыхах и белье не сменила, а под джинсы только скроенные по маминому заказу трусики подходят. Маленькие и совсем неприличные для девушки моего положения…

— Та-а-к… То есть ты обо мне позаботилась, а мне нельзя? — обиженно. — Разболеешься же!

Доля справедливости в сказанном была и, зажмурившись, я развязала поясок. Повернувшись к другу спиной торопливо расстегнула несколько пуговиц и позволила платью соскользнуть на пол, радуясь наличию нижней, хоть и коротенькой, сорочки. Наклонилась и, подняв одежду, повесила на спинку последнего стула под аккомпанемент неожиданно хриплого мужского дыхания. Вот нельзя же после разогрева спину студить, а он… Торопливо подбежала к дивану и легла, спрятав лицо на подушке, так соблазнительно пахнущей Толиком.

— Давай быстрее, — попросила. — А то замерзнешь и совсем расклеишься.

— Тебя сквозь сорочку растирать? — совершенно сиплым, срывающимся и почему-то низким голосом прохрипел.

— Вот черт! — чуть приподнявшись, быстро стянула последнее. Вернее, предпоследнее, но учитывая крой белья, разница невелика. Хорошо хоть грудь не видно. — Мажь уже… Только над бельем не вздумай смеяться, мне некогда было переодеваться в путное.

— Смеяться… даже и не думал, — еле слышно прошептал и присел на краешек дивана.

Не знаю, от чего больше в жар бросало — от разогревающей мази, или от прикосновение сильных пальцев, разминающих каждую мышцу. Сильных, но ласковых, бережных и нежных… К счастью, моя спина заметно меньше Толиковой, так что справился он быстрее, хотя и порывался помассировать подольше. Только я и так едва держалась. Зато поняла, почему он подушку кусал, когда я его растирала. Сама в неё зубами вцепилась, лишь бы удержаться от неуместных стонов.

— Всё, спасибо. Отвернись, я оденусь.

Он молча встал и отвернулся, позволяя натянуть сорочку, а после и платье.

— А теперь ложись, — потребовала. — Уже совсем окоченел, наверное.

Тихо скрипнул диван. Когда я, застегивая последнюю пуговку на платье, обернулась, Толик уже лежал лицом к спинке, укрывшись пледом. Присев рядышком, погладила друга по волосам и хотела уже посетовать на закрытую дверь.

Вот как мне теперь выйти? Надо запасной ключ доставать, а я код папиного сейфа не помню. Но едва открыла рот, услышала тихое:

— Ложись.

— Что?

— Забирайся ко мне. Так теплее будет, да и вдвоем болеть не так… скучно.

Снова покосившись на дверь, задумчиво прикусила губу и… поддалась соблазну — скинула туфельки и нырнула под плед. Рука сама собой скользнула на талию полукровки, дрожащие пальцы легли на его каменный живот. Уткнувшись носом в плечо, я беззвучно втянула воздух, наполняясь ароматом его кожи. И не знаю, как у меня, но у Толика явно температура — таким горячечно-жарким показалось его тело.

Ничего. Скоро лекарство подействует и все будет хорошо. Уплывая на волнах чего-то волнительно-сладкого, я прильнула к нему в надежде если не согреть, так хоть поддержать самого близкого, самого дорогого и любимого мужчину всех миров, а после и сама пригрелась. Уже в полудрёме почувствовала, как демон повернулся, в свою очередь обнимая.

— Дуся? — перебирая рассыпанные по подушке пряди, позвал шепотом и тихонько подул в лицо.

— М-м-м? — не желая выплывать из сладкой неги промычала невнятно.

— Так чем тебе оборотень не угодил?

Зевнула и, перехватив одну его руку, обняла, пристраивая щеку на широкую ладонь, и ответила:

— Так козел он. Натуральный. В человеческой ипостаси приличный мужик, а в звериной — рогатая вонючка. Зачем мне дети от такого?

Чуть помедлив, он снова спросил:

— А каких детей ты хотела бы?

— Понятия не имею…

От лекарства ли, от утомительного ли дня, или аромата кожи полудемона, но в голове клубилась серебристая дымка с фиолетовым отливом. Осторожные прикосновения длинных пальцев, дыхание моего фея на лицо, его тепло — все это обволакивало, погружая в зыбкий мир тумана и томной неги.

— И всё-таки, — настойчиво повторил Толик, легко целуя в висок.

— Сероглазые, — почему-то выдохнула и почти провалилась в сон, когда сквозь марево нереальности донеслось почти беззвучное: