Алексей Герасимов - Корона от обороны

Юная сестра милосердия быстро и ловко сделала лейтенанту перевязку, после чего помогла ему снова удобно улечься и опять положила ладонь ему на лоб.

— Ну вот и все, отдыхайте теперь, — сказала девушка, и глаза ее пациента почти сразу же закрылись. Белинда укрыла его одеялом, и они с Мафальдой вместе на цыпочках вышли из комнаты.

Фон Шиф едва дождалась того момента, когда они оказались в полутемном коридоре и за ними закрылась дверь кельи.

— Этот Шмидт что — такой неженка? — небрежно спросила она, махнув рукой назад. — Не такие уж у него серьезные раны, чтобы так кричать! Вы уверены, что он не притворяется?

— Нет, что вы, — замотала головой Фалькенхорст, — если бы он притворялся, я бы это сразу поняла. Такое иногда бывает — человек чувствует боль сильнее, чем другие. И это не изнеженность, это у него с рождения. Бывают и еще более чувствительные люди, тому лейтенанту еще повезло.

— Очень интересно… — протянула Мафальда, уже не пытаясь скрыть своего любопытства. — Я слышала, как некоторые женщины о себе говорили, что они прямо так чувствительны к боли, что даже палец уколоть для них — кошмар и ужас, но всегда думала, что они просто кокетничают.

— Чаще всего — действительно кокетничают, — подтвердила Белинда, — но некоторые могли и правда боли не выносить. Это и у мужчин, и у женщин бывает, просто мужчины ни за что в таком не признаются.

— Да уж, надо думать! Не признаются, пока не окажутся на больничной койке, как этот Шмидт. Но Белинда, каким образом вы его успокоили?

В этот момент женщины как раз проходили под факелом, освещающим выход на лестницу, и юная спутница Мафальды чуть отвернулась от нее, пряча глаза. Что окончательно убедило первую фрейлину в возникших у нее еще в келье подозрениях.

— Признайтесь, Белинда, вы колдуете? — спросила она напрямик, остановившись перед девушкой и доверительно наклонившись к ней. — Можете мне довериться, я об этом никому не скажу.

Фон Фалькенхорст тоже остановилась и еще ниже опустила голову, но уже в следующую минуту выпрямилась и посмотрела Мафальде в глаза.

— Видите ли, я… — она замялась, но, как показалось ее собеседнице, не от того, что хотела что-то скрыть, а потому, что ей сложно было подобрать нужные слова. — Мне сложно объяснить, как это делается…

— А скажите, Белинда, вы сегодня что-нибудь ели? — поинтересовалась фон Шиф и тут же ответила за девушку сама. — Нет, конечно. Пойдемте-ка пообедаем… вернее, уже поужинаем, сядем там в уголок, и вы сможете спокойно все рассказать. Кстати, а где госпожа Люсинда? Она не будет вас ругать за то, что вы наедине с мужчинами остаетесь?

Бледное личико девушки тут же залилось краской.

— Люсинду кто-то из монахов попросил помочь с перевязкой, в другом здании, — ответила она. — А я тогда ассистировала господину настоятелю… Ну а потом решила зайти к лейтенанту Шмидту, чтобы ему повязку сменить, а то других он стесняется…

— Белинда, не волнуйтесь, об этом я вашей компаньонке тоже ничего не скажу! — заверила ее Мафальда. — Скажем ей, что после того, как вас отпустил настоятель, вы все время были со мной.

— Ох… это так любезно с вашей стороны! — обрадовалась Фалькенхорст, и ее собеседница едва сдержала ликующую улыбку. Теперь Белинда расскажет ей о себе все!

Расчет первой фрейлины и на этот раз оправдался. Они начали спускаться по лестнице, и ее юная спутница, помедлив еще немного, тихо заговорила:

— Госпожа фон Шиф, скажите, что вы знаете о Войне Падения, когда магия покинула наш мир?

— Ммм… — не сразу отозвалась Мафальда. — Честно говоря, не очень много.

В детстве учитель, конечно, рассказывал им с Эрвином и об этой эпохе, но те уроки Шиф помнила плохо. Ей всегда было очень обидно, что мир остался без магии и что сама она не родилась на четыре века раньше, до того, как это случилось, а потому и слушала девочка рассказы о том времени не особо внимательно. Вместо этого она представляла себя, как бы стала колдовать, если бы все-таки жила в те далекие времена, когда магия была доступна многим людям, и насколько ее жизнь была бы интереснее. Что ж, зато теперь ей представилась возможность восполнить этот пробел в знаниях.

— …после того, как война окончилась, лишь некоторые люди смогли сохранить в себе магические способности, не очень большие, — рассказывала, тем временем, Белинда. — И оказалось даже, что эти способности могут, как и прежде передаваться их детям.

— Это я знаю, — кивнула Мафальда, — фамильные заклятия, достояние старых аристократических родов. Но они же всегда передаются только от отца к сыну, женщины ими не владеют…

— Чаще всего, но не всегда, — улыбнулась фон Фалькенхорст. — В моей семье способность к целительству передается от матери к дочери. Хотя первым в роду, у кого они были, был мужчина — Ганс Виртел. Приемный сын Сокрушителей магии.

Женщины вышли в монастырский двор и зашагали в сторону трапезной. Им навстречу шли несколько фрейлин гроссгерцогини, одетых в «форменные» платья с эполетами. Правда, на единый отряд, как хотелось бы Эвелине, эта группа была мало похожа: половина фрейлин была в разных оттенках розового, половина — в не менее разнообразных оттенках зеленого. По всей видимости, каждая из них выбрала повседневную или парадную «форму» в зависимости от того, какой цвет был ей больше к лицу.

В трапезной же, как и предполагала первая фрейлина, никого не оказалось — даже дежурившие там монахи куда-то ушли, и Белинда с Мафальдой сами положила себе в тарелки немного пшенной каши. Фон Шиф выбрала место в самом дальней углу от двери и в упор посмотрела на устроившуюся напротив девушку.

— Расскажите же, что позволяет вам ваше фамильное заклятие, — сказала она, чуть ли не дрожа от любопытства.

— Наследие, госпожа Мафальда. — ответила девушка. — Наследие. Наш род идет от Сокрушителей… Только мало кто знает, что Сокрушительница Клархен и Тевтонская Травница Клархен — это один и тот же человек.

— Вы… — пораженно произнесла фон Шиф. — Они же канонизированы. Вы можете использовать Святую Силу, как в старые времена?!

— Ах, если бы. — Белинда горько рассмеялась. — Мы бы тогда не похоронили столько наших солдат. Нет, госпожа Мафальда — просто в нашей семье фамильное заклятие, это… это… назовем это Великим Исцелением. И передается это лишь по материнской линии. Я могу… могу… Я могу немного помочь страждущим, госпожа Мафальда.

— И уже едва себя не убили! — раздался за спиной камер-фрейлины обвинительный голос Кальмари.

Белинда испугано вспорхнула со своего места и широко раскрыла глаза, а Мафальда, услышав такое, просто окаменела.

— Мадонна, прекратите изображать из себя испуганную голубку, барышня — подобные случаи, как большую редкость, еще Конрад Гесснер описывал, а какие-то полвека тому назад и Карл Линей упоминал. Но — подумать только! — Абеле шумно фыркнул. — В кои-то веки появляется не дешевый фокус, а действительно полезное фамильное заклятие, к тому же там, где оно нужно более всего — в госпитале, — а вы себя до могилы довести пытаетесь, норовите надорваться на всяческих пустяках.