Робин Хобб - Судьба Убийцы

Я провел их мимо стола, с которого капала кровь, и обмякшей охранницы, тихо направляясь в полумрак. Я смог разглядеть решетки, а затем и сами камеры. Заглянув в первую, увидел только опрокинутый горшок и голый матрас. Во второй было то же самое. В третьей ужасное зрелище вызывало у меня головокружение. Я увидел свой худший кошмар: Шут, избитый и окровавленный, неподвижно лежал лицом вниз на ветхом соломенном тюфяке на полу. Одна рука была вытянута к нам, пустой ладонью вверх. Я всматривался, ожидая хотя бы легкого вздоха.

Его не было.

Глава тридцать третья. Свечи.

Затем придет коронованный синий олень. Он оживит камни. Если он оживит камни, появится волк. Золотой человек держит волка на цепи, ведущей к его сердцу. Если золотой человек приведет волка, то женщина, которая правит во льдах, падет. Если она падет, истинный пророк умрет вместе с ней, но черный дракон поднимется изо льда. Вот что привиделось мне, но лишь дважды.

Семь раз являлось мне, что синий олень падет, разбрызгивая алую кровь. Камень не оживает, и женщина становится королевой льдов. Истинный пророк становится куклой, павшей на листья в глубоком лесу. Мох покрывает его, и он забыт.

Сайкорн, Белый из рода Поргендин, запись 472.

Когда улетела птица, я осталась сидеть на своем матрасе, чувствуя головокружение и слабость. На какое-то время мне пришлось прилечь. Я закрыла глаза. Не думаю, что спала. Как я могла уснуть? Но когда я снова пришла в себя, другие заключенные тихо перешептывались друг с другом.

- Это был Любимый? Я думал, что он умер.

- Как сильно болеет Капра?

- Что сделает Прилкоп? Они накажут его?

И позже:

- Никто не принесет нам еды сегодня?

- Никто не придет зажечь лампу?

- Стража, стража! Где наша еда?

Все вопросы остались без ответа.

Вечерний свет, проникавший через стену моей камеры, постепенно исчез. Я выглянула через дырки в стенах. Над стенами замка я смогла увидеть маленький кусочек ночного неба. Прохладный воздух струился в темноте. Я сидела на матрасе и ждала. Я попыталась найти перо, которое поймала, но оно исчезло. И вороны были черными. Почему мне снилось алое перо и серебряный клюв? И красный дракон. Это не имело смысла.

Какое-то время я думала о вороне. Это казалось случайностью. Она прилетела, она говорила о Пере, она сказала, что он не смог прийти. И потом улетела.

Летит красный дракон.

Мне это приснилось?

Волк-Отец? Почему ты заставил меня сказать: «Выход это вход»?

Чтобы сказать им, что нас можно найти.

Он был едва слышен в моих мыслях.

Сказать кому? Перу?

Нет. Твоему отцу. Если Шут рядом, то твой отец тоже недалеко. Я могу дотянуться до него, но его стены сильны.

Мой отец? Ты уверен? Я могу опустить свои стены.

Нет! Не делай этого!

Я начала дрожать. Это вообще возможно? После всех этих месяцев, после того, как он оттолкнул меня?

Он пришел, чтобы найти меня? Ты уверен? Ты уверен, что мой отец рядом?

Его ответ был слабым.

Нет.

Его присутствие таяло, как мои надежды.

Я стала осторожно думать о том, что знала в точности.

Я знала, что Любимый действительно приходил. Это случилось в реальности. Если он пришел, чтобы спасти меня, это было плохим решением. Он сделал только хуже. Они забьют его плетьми до смерти, и Прилкопа тоже. И у нас не будет еды, потому что он убил стража, что о нас заботился, а Феллоуди даже не подумает назначить кого-то еще. Мне было интересно, умерла ли Капра. Мне было интересно, смогли ли Коултри и Винделиар убедить Феллоуди, что меня нужно убить. Я думала, что Капра, скорее всего, выступит против них, чтобы сохранить мне жизнь. Но если она умерла или тяжело ранена, они могут прийти за мной.

Прилкоп уже умер? Он сказал, что они медленно убьют его. Убьют ли они его медленно? Я подумала, что, скорее всего, да, и эта мысль меня напугала. Я вскочила с колотящимся сердцем, зажав руками рот. Потом я заставила себя сесть на место. Не сейчас. Еще не время.

Я попыталась привести мысли в порядок. Ворона была настоящей, потому что Волк-Отец заставил меня с ней говорить.

Волк-Отец был настоящим.

Я отбросила все эти размышления. Что я знаю абсолютно точно? Коултри и Винделиар хотели убить меня. Если они сумеют убедить Феллоуди, то они это сделают.

Тогда остается только мой путь. Тот путь, о котором Прилкоп сказал, что, может, это не лучший вариант.

Но для меня он был единственным. Моей определенностью. Я не могла зависеть от говорящей вороны или заманчивой надежды, что мой отец может быть рядом. Я. Я могла рассчитывать только на себя. Я была единственным, что у меня было, и путь, который я мельком увидела, внезапно оказался моим истинным Путем.

Я почувствовала сожаление от того, как прошла моя жизнь. Я знала, что теперь все кончено. Я никогда не буду сидеть за кухонным столом в Ивовом Лесу и смотреть, как мука с водой становятся хлебом. Никогда больше не стащу у отца свитков, никогда с ним не поспорю. Я никогда не буду сидеть в своем укромном местечке с кошкой, которая мне не принадлежит. Эта часть моей жизни была очень короткой. Если бы я знала, как она хороша, я бы больше наслаждалась ей. Но Прилкоп ошибся. У меня не было выбора. Двалия решила все за меня, когда украла меня и привела сюда. И выбора все еще нет.

Глупо, но я очень хотела сказать ему, почему он был неправ. Снова поговорить с ним. Но, наверное, он уже мертв. Я прошептала вслух: «Ты был неправ, Прилкоп. Проблема не в том, что мы забываем прошлое. Беда в том, что мы помним его слишком хорошо. Дети вспоминают беды, которые враги причинили их дедам, и винят их внучек. Дети не рождаются с воспоминаниями о том, кто оскорбил их мать, или обхитрил их дедушку, или украл их землю. Эта ненависть завещана им, привита им, вложена в них. Если бы взрослые не рассказывали своим детям о ненависти, передающейся из поколения в поколение, может быть, было бы лучше. Может быть, Шесть Герцогств не стали бы ненавидеть Калсиду. Поплыли бы Красные Корабли в Шесть Герцогств, если бы Внешние Острова не помнили, что мы сделали с их дедами?»

Я прислушалась к тишине, которая была мне ответом.

Уже миновала середина ночи, и дело шло к утру. Пришло время моему плану стать реальностью. Время обратить мир на мой лучший Путь.

Я нашла небольшую дырку в матрасе и достала из нее свой нож и четыре связанных ключа. Я разделила ключи. Было неудобно сквозь решетки вставлять каждый из них в правильную скважину и поворачивать в нужном порядке. Хорошо, что нужно использовать только два из них, и все-таки было сложно понять, какие именно. Очень осторожно и тихо я повернула каждый ключ в замке и сдвинула металлический засов. Я открыла зарешеченную дверь как раз настолько, чтобы протиснуть голову. В открытом коридоре никого не было.