Робин Хобб - Судьба Убийцы

Но когда он говорит о своей долгой и глубокой дружбе с Шутом, в этом всегда присутствует оттенок неуверенности. Сомнения. Насмешливая песенка, вспышка злости - и мой отец повержен в замешательство отвергнутого человека, который не может понять, насколько серьезен был упрек. Я вижу Изменяющего, который был использован своим Пророком, и использован безжалостно. Может ли кто-то поступать так с тем, кого любит? Полагаю, это и есть тот вопрос, над которым сейчас бьется мой отец. Он всегда отдавал - и зачастую чувствовал, что это признавалось недостаточным: Шут всегда желал от него большего, и то, чего он желал, выходило далеко за пределы возможного. И когда Шут покинул его, скорее всего ни разу не обернувшись назад, для моего отца это было как удар кинжалом, от которого он так никогда и не оправился полностью.

И ему пришлось переосмыслить их отношения. Когда Шут так неожиданно вернулся в жизнь моего отца, тот больше не был уверен в безграничности их дружбы. Теперь он всегда мыслил с оглядкой на то, что Шут может еще раз использовать его в своих целях, а потом снова бросить одного.

И, несомненно, так и случилось.

Дневник Пчелки Видящей

- Они должны уйти, – прошептала я Неттл. – Он наш отец. Я думаю, он не хотел бы, чтобы даже мы видели его таким.

Я не хотела видеть своего отца таким - висящим на каменном волке, как сохнущее белье на заборе. Выглядел он ужасно: человек, словно сшитый из лоскутов гладкого серебра и изглоданной червями плоти. А пах он хуже, чем выглядел. Чистый балахон, который мы на него надели, сейчас был весь покрыт пролитым чаем и другими пятнами. По шее змеились потёки засохшей свернувшейся крови из ушей. В уголке рта скопилась кровавая слюна. Серебряная же часть его лица была гладкой и глянцевой, без морщин - как напоминание о том, каким он был еще совсем недавно.

Прошлой ночью я смотрела, как угрюмая Неттл протирала те части его лица, где была плоть. Он пытался протестовать, но она настояла, а на сопротивление сил у него не хватило. Она была осторожной, прикладывала влажную ткань, сворачивая испачканную часть так, что ни разу не прикоснулась к его коже напрямую. Из его язвочек выходили маленькие извивающиеся существа. Она выкинула тряпку в огонь.

- Им нет до него дела. Они просто хотят быть здесь, на случай если волк пробудится к жизни.

- Я это знаю. Они это знают. Папа это знает, – она покачала головой. – Это не имеет значения.

- Для меня - имело бы. Я бы хотела умереть без свидетелей. А не так.

- Он Видящий. Королевская кровь - всегда на виду. Научись этому сейчас, Пчелка. Кеттрикен воспринимает это должным образом. Мы - слуги для всех них, и они берут у нас то, в чем нуждаются. Или желают.

- Лучше бы ты вернулась домой к дочке.

- Будь выбор только за мной, я бы так и сделала. Я ужасно скучаю по ней и по Риддлу. Но нельзя, чтобы видели, как в таких обстоятельствах я покидаю своего отца и сестру. Ты понимаешь? – она взглянула на меня глазами моей матери. – Я не хочу, чтобы так было и с тобой, Пчелка. Я попытаюсь тебя от этого защитить. Поэтому я должна попросить у тебя быть настолько незаметной, насколько возможно. Если ты не будешь мне подчиняться, если ты будешь дерзкой и сумасбродной, все взгляды будут прикованы к тебе. Притворись, что ты невзрачная паинька, и тогда тебе достанется часть жизни, где ты сможешь принадлежать самой себе, – она устало улыбнулась мне. – Даже если твоя сестра всегда будет знать, что ты, какая угодно, но только не невзрачная паинька.

- Ох.

Вот бы кто-нибудь объяснил мне это раньше, до того, как я все усложнила. Но я ничего не сказала, только взяла ее за руку.

- Отличные стены, – сказала она. – Олух хорошо тебя обучил.

Я кивнула.

День становился светлее. В шатре отца входной полог был поднят, чтобы впустить внутрь раннее тепло дня и выпустить запах смерти. Я сидела рядом с его волком, сжимая в руках книгу, в которой записывала его воспоминания. Прошло два дня, с тех пор как он был способен говорить достаточно связно, чтобы я могла его понимать. Но я все еще оставалась подле него, добавляя иллюстрации к воспоминаниям, о которых он говорил вслух.

Неттл объяснила мне то немногое, что она знала о процессе. Похоже, некогда состарившиеся члены групп Скилла из Шести Герцогств добирались сюда, чтобы изваять драконов и уйти в них. Эту традицию они переняли у Элдерлингов. Человек таким образом обретал в некотором роде бессмертие.

- Камень, похоже, оживает ненадолго. Верити сражался в виде дракона до тех пор, пока Красные корабли не были повержены. Папа сумел пробудить спящих драконов и отправить их на помощь Верити, но как именно он это сделал, до конца никто не понял. Некоторые основанные мною группы Скилла сказали, что в старости предпримут попытку повторить этот подвиг. Папа однажды сказал мне, что старая детская песенка «Шесть мудрецов в Джампи пришли» на самом деле о группе Скилла, отправляющийся в горы, чтобы создать своего дракона.

- И что, все они умерли таким уродливым и болезненным способом?

- Я так не думаю. Но все записи о том, как это делалось, были утеряны, когда Регал распродал библиотеку свитков о Скилле. Надеюсь, мы сможем найти информацию в камнях памяти на Аслевджале. Только пока ничего не нашли.

В том, что она рассказала, не было для меня утешения. Изъеденный червями, мой отец был выставлен напоказ, словно подвешенный в клетке преступник в Калсидийском городе. Может, ему и суждено умереть, но я бы хотела, чтобы это произошло на удобной постели в уютной спальне. Или как с моей матерью - просто упасть замертво посреди какого-нибудь занятия, которое он любил. И чтобы я имела возможность коснуться его руки и предложить ему утешение. Я вздохнула и переступила с ноги на ногу.

- Тебе не обязательно смотреть на это. Могу попросить одного из моих учеников забрать тебя обратно в Олений замок.

- Ты уже объяснила, почему я не могу так сделать.

- Верно.

Наступила ночь, мы разожгли костер, и он все еще тлел. Я чувствовала, что от этого сама готова умереть еще быстрее, чем отец. В воздухе повисло ужасающее напряжение. Мы хотели, чтобы он умер сейчас, и ненавидели себя за это желание.

Мы - по моему представлению, его подлинная семья - сидели в узком кругу рядом с костром, спиной к карьеру. Внезапно Пер спросил:

- Мы можем ему помочь? Не вложить ли каждому из нас что-нибудь в его волка? – и тут он произнес первую на моей памяти ложь: – Мне не страшно попробовать.

Он поднялся.

- Пер! – предупреждающе вскрикнула Неттл, но он успел с хлопком опустить руку на волка.

- Не знаю, как это делается, но я отдаю тебе то, как моя мать забыла меня и выгнала из дому. Такое воспоминание мне не нужно. Не хочу это чувствовать.