Эд Гринвуд - Эльминстер в ярости

Эльминстер неслась, будто грозовой ветер, бежала по коридору с развевающимися позади волосами и пылающим взглядом.

Там! Там были два боевых мага, Рун и Арклет за ними, глядели в её сторону, выкрикивали её имя.

И там, на полу перед ними, распростёршись в тёмной и растекающейся луже крови, лежал лорд-констебль Фарланд, с которым она совсем недавно делила разум.

Разум, теперь угасающий и… погибший.

Она пришла слишком поздно. В очередной раз.

— Нееееееет! - закричала Эл, хриплым мучительным воплем, который зажёг в ней новую ярость.

Почему у неё никогда не получалось спасать хороших людей?

Почему ?

Так случилось, что в заполненном трюме было только два предмета синего пламени. Когда она потянулась вперёд самым лёгким из заклинаний поиска, хватало мерцания другой магии, золотого, медного и любых оттенков драгоценных камней Искусства… но только два источника синего огня. Пылающий с обоих концов жезл, похожий на миниатюрный храмовый скипетр Тиморы, и серповидный пектораль, похожий на чересчур большой и неудобный горжет.

— Мистра, - прошептала она, - какие силы у этих предметов? И чьи призраки заключены в них?

Я узнаю только тогда, когда ты пробудишь их. Я… намного меньше, чем была когда-то.

— Об этом я догадалась, - тихо сказала Симбул. - Сколько ты помнишь?

Многое… и немногое. Воспоминания переплелись с воспоминаниями, некоторые — мои собственные, некоторые принадлежат всем вам, Избранным, и другим моим верным слугам, тем кто выжили, и тем, кого… уже нет.

— Ты можешь чувствовать нас сейчас, когда мы странствуем по Королевствам, совершая дела твоим именем? Проникать в наши разумы и видеть то, что мы делаем?

Конечно. Вас немного. Мои дочери и мой самый старый любовник.

— Любовник? Эльминстер?

Эльминстер.

— Разве это не та Мистра, что была до тебя? - осмелилась спросить Симбул.

Эхо в Плетении, дочь моя, эхо в Плетении… мы видим и чувствуем столько же, как и те, кто были в Плетении до нас; это становится нашей частью, память Мистры, которая родила тебя, стала моей частью, и так я стала той Мистрой…

— Я… вижу.

Тогда ты чаще всего видишь лучше меня. Некогда я была сильна.

Симбул не смогла придумать ответ. Внезапно её охватила дрожь.

— Эл, - взволнованно воскликнула Рун, широко раскрыв глаза от страха, - мы видели, как он был убит! Это был… мужчина, кажется, почти невидимый, за спиной…

— Позволь мне, - оборвала Эл, целуя её, втекая в разум девушки, чтобы увидеть всё это в одно мгновение.

— …войти…, - закончила своё предложение тёмная эльфийка. Всё ещё охваченная гневом, она почти грубо отпустила Амарун и обратилась ко всем присутствующим:

— Наши шансы в бою с этим убийцей будут куда выше, если мы соединим наши разумы и оставим их связанными, чтобы видеть глазами друг друга.

— Мы? - спросил Гулканун.

— Все мы. Арклет, Амарун, ты, Лонклоус — и я. Соединившись, мы будем повсюду ходить вместе, с оружием наготове, и подходить к заключённым по очереди. Будем проникать в сознание каждого, пока не найдём убийцу.

— Который должен быть в замке, - согласился Лонклоус. - Подобные длительные нападения сквозь действующие печати невозможны.

Эльминстер и Гулканун кивнули в мрачном согласии. И тогда Гулканун потянулся, чтобы взять тёмную эльфийку за руку.

Сначала связь принесла дезориентирующее, тревожное чувство. Одно дело — когда тебя баюкает тёмная, мудрая сила разума Эльминстера, и совсем другое — разделить её с четырьмя другими любопытными, напуганными и неуверенными людьми, толкающимися и путающимися в воспоминаниях друг друга….

Эл, спросила Амарун дрожащим ментальным голосом, мы сойдём с ума?

Не бойся. Я был безумен не одно столетие. Это не так уж плохо.

Столетие?

Мрелдрейк отхлебнул ещё чая.

Настало время увидеть и услышать результаты прорицающего заклинания, которое он оставил работать, пока вносил последние усовершенствования в свою магию убийства. Останутся ли они в полном отчаянии после смерти Фарланда? Побегут в леса, или начнут сражаться друг с другом, или выпустят всех пленников? Конечно же, он не узнает, пока не посмотрит. Он вызвал заклинание.

— Эльминстер! - быстро воскликнули два голоса.

Мрелдрейк потрясённо выругался… и обнаружил, что расплескал на себя весь чай.

Это было заклинание? Нет, такого не может быть; это был умный молодой лорд и его подружка, у которых почти наверняка не было никакого таланта к Искусству, за исключением купленных магических побрякушек. Они кричали, не больше и не меньше. Что означало, что Эльминстер должен быть где-то внутри Ирлингстара, где-то неподалёку.

Тогда он наверняка находится там в чужом обличье, поскольку некий заточённый Мрелдрейк уже осмотрел с помощью магии каждого живого человека в Ирлингстаре — дважды, включая два человеческих скелета, вмурованных и забытых в основание северной башни — и Эльминстера не нашёл.

Он должен быть одним из боевых магов!

Рорскрин Мрелдрейк с нетерпением дождался, пока сохранённое заклинанием видение не показало ему двух боевых магов — стоявших рядом и с ужасом глядевших на то, что он сделал с Фарландом. Двух, одного — с рукой, которая продолжала превращаться в различные штуки — щупальца, полипы, странные безымянные растения. Неудачное заклинание смены формы… или нет, заклинание смены формы, которое всегда было наготове для немедленного использования!

Второй боевой маг был недостаточно силён, чтобы использовать изменяющую магию, которая представляла собой что-то большее, чем просто иллюзию, или продержалась бы дольше, чем заняло само чтение заклинания. Так что Эльминстером должен быть этот «Лонклоус».

Мрелдрейк встал, осторожно прочитал заклинание, которое стало его главным успехом, потянулся в далёкий Ирлингстар — и нарезал Имбрульта Лонклоуса на сотни ленточек кровоточащего мяса.

Боевой маг Ярлин Фламтарг не привык таиться, но он был молод, ловок и обладал хорошим чувством равновесия.

Поэтому под управлением Мэншуна, обладающего коварством и мудростью многих тёмных лет, он прошёл через замок, оставшись практически незамеченным — и быстро заставил замолчать тех немногих, кто его увидел. Ха. Бойся незримого…

Все крики раздавались в том направлении, так что…

Он крался из комнаты в комнату, пока не оказался достаточно близко, чтобы увидеть и услышать голоса.