Anid - Отступники (СИ)

Посчитав за благо ретироваться, Евлампий принял причастие сразу двух церковных иерархов и был таков.

Торопливо вернувшись к себе, он внимательно прочитал нашкрябанное гусиным пером монастырского писца:

«Шасу — древний и благородный калийский род, ведущий свое основание от ближайшего сподвижника родоначальника династии Кама первого. За годы царствования династии Камов четыре поколения Шасу скопили немало богатств и приобрели огромное влияние.

При предпоследнем калийском царе могущество Шасу достигло апогея. Это и погубило клан. Мятеж Шасу вошел в историю как мятеж знати. Цвет рыцарства, лучшие клановые бойцы не смогли выстоять против ярости ремесленников и прочей черни, что в изобилии набрал в свои легионы тогдашний царь. Монолитная стена копий и щитов сокрушила разрозненные конные дружины профессионалов. Участь проигравших была жуткой. Выжившие завидовали мертвым. Палачи уставали рубить головы, а чернь грабить обреченные замки. Клан Шасу просто перестал существовать. Упоминание даже имени погибшего клана в Калии было приравнено к мятежу.

Чудом выжило лишь несколько малолетних девочек, которых успели вывезти до злополучной битвы в дальние районы царства.

Отложив рукописный свиток, Евлампий рассмеялся. Как часто мы не замечаем под грудой бесполезных фактов необходимые нам ответы. Отгадка тайны Леди Ди лежала, как всегда на поверхности.

В то самое время, когда Евлампий изучал плод совместных усилий монастырских доглядчиков, двое церковных иерархов продолжили обед, сдобно приправленный беседой.

Легат пытался хоть как-то прощупать умонастроения аббата и терроризировал его разнообразными вопросами, прощупывая почву и крепость позиций святой церкви в Мельне. Но аббат демонстрировал блестящую выучку духовной семинарии. Уходя от прямых ответов обтекаемыми фразами и виртуозно меняя темы беседы. В конце концов, лицо легата приобрело подозрительно бледный оттенок, что свидетельствовало о весьма чувствительном раздражении папского посланника.

Заметив это, аббат вдруг замолчал и, немного подумав, абсолютно серьезно сказал: «Не поддавайтесь греху гнева и гордыни, святой отец. Я не буду говорить сейчас о деле, но чтобы вы не ушли отсюда неудовлетворенным я расскажу, как впервые познакомился со своим протеже…

— Однажды в самом начале своей ссылки в этот богом забытый угол я попал в довольно скверную историю. Я рискнул выступить против весьма влиятельного купца, погрязшего в распутстве и жестокости, обличив его образ жизни в проповеди. Разумеется, это был тщательно спланированный шаг с моей стороны. Мне жизненно было необходимо закрепиться в монастыре, подкрепив свою репутацию весьма солидным и праведным делом. Но я не рассчитал силу и влияние этого богохульника в городе. Тогда я многое представлял не так.

«Доброжелатели» сразу же предрекли после этого мне множество проблем, от простого запугивания до физического устранения. Я же был сослан сюда как простой священнослужитель! — Пояснил аббат, перехватив изумленный взгляд легата.

Крепость духа это хорошая сила, но только не тогда, когда в дело вступает отточенная сталь. Моя обличительная речь больно ударила по репутации купца. Он поклялся меня убить, во что бы то ни стало.

Монастырь не мог предоставить мне убежища, как и светские власти. Город в те времена был поделен на районы, контролировавшийся богатыми семьями и кланами купцов. Со стороны это было забавно — противостояние купца во главе своры наемных убийц и одного единственного священника.

Тот день я запомнил очень хорошо. Жаркое солнце безжалостно жгло меня даже через толстую ткань сутаны. В отчаяние придумать хоть какой-то стоящий план, я забрел в припортовый район, ощущая за собой горячее дыхание погони людей изувера-купца.

Впереди маячили уже пакгаузы и длинные причалы мола бухты «Радости». Уплыть из города я не мог. В любом другом месте меня ждал арест и выдача церковным властям.

Сам не понимая почему, я вбежал на открытую террасу таверны и жестом попросил пить. Кабатчик, сжалившись над моим видом, нацедил мне целую литровую кружку ледяного пива. И дождавшись, когда я осушу ее на половину, участливо спросил: «Проблемы? Святой отец?»

Я горько усмехнулся тогда: «Отряд надежных телохранителей мне бы не помешал». И я тоскливо посмотрел в сторону группы хорошо вооруженных наемников глушивших по своему обыкновению пиво в ожидании нанимателей или контрактов на работу.

— Они вам не помогут, — кабатчика в тот час потянуло на философию. — Эти примитивные ремесленники войны не в состоянии даже немного поскрипеть серым веществом.

— Я не понял!?

— Они могут только убивать, а вам надо решить ПРОБЛЕМУ. — Последнее слово он выделил особо, незаметно скосив глаза в сторону затененного угла террасы, где в одиночестве сидел худощавый наемник.

Что мне оставалось делать? Подобрав края сутаны, чтобы не задеть запачканный смолой дощатый пол террасы из недавно выложенной свежевыструганной половой доски, я приблизился к столику и, отодвинув стул, уселся рядом с наемником.

Тот ни как не прореагировал на мое появление. И продолжал едва уловимыми движениями рук чертить на чистом листе достаточно дорогой бумаги черным углем.

Нет, он не выводил буквы, а именно хаотично дергал углем по бумаге, выводя непонятные штрихи и зигзаги.

В растерянности, как начать разговор, я вновь приложился к кружке с пивом. И тут он заговорил: «Святая церковь не одобряет публичного употребления горячительного служителями своего культа. Ибо как сказано в священных мархах — Дай волю страстям своим и заведут они тебя во бездну пагубную, приумноженную тьмой и грехопадением. Внемли разуму своему и избегай необдуманного, что вводит нас в искус и соблазн сомнений. — Стих пятый в наставлении святого Годенора».

— Вы знаете наизусть священные мархи? — Я испытал в тот момент суеверный ужас от самого факта, что какой-то голодранец наемник цитирует мне, выпускнику духовной семинарии Харага, священные строчки…

— При желании мы можем устроить даже религиозный диспут, святой отец, но несколько позже. Ваши преследователи спешат сюда со всех ног и у вас есть не более десятка вдохов и выдохов, чтобы поведать мне о своей проблеме…

— У меня нет денег! — Вскричал я, увидев, как через площадь неслись те самые псы-ищейки, нанятые убить меня.

— Это наименее сложная проблема, с которой я сталкивался. Деньги вздор — люди все! А вам, как некогда вознесенному к самым вершинам церковной власти должно быть известно это гораздо лучше меня…

Большего он ничего сказать не успел, на террасу ворвались семеро моих преследователей. На мгновение они замерли, уставившись на компанию наемников, но видя, что те, ни как не реагируют на их вторжение, осмелели и двинулись в нашу сторону.