Джей Рейнхарт - Янтарный Пепел (СИ)

— Поднимись, Айви Тереза Блумфилд, — обратился ко мне мужской голос.

Смех сорвался с губ. Неуместная, глупая вольность. Безответственная выходка после часов смирения. Но тиски, сдавившие все внутри, разжались, выпуская меня на свободу. Мучения, перенесенные моим сознаниям, меркли, и боль, копившаяся в душе, вырвалась наружу.

— Конечно, уже бегу. Только вот незадача. Мне-то слегка того… каюк, — я легла на спину и раскинула руки в стороны. — Последние силы из меня высосали.

И откуда во мне взялась подобная дерзость? Все предохранители снялись, педаль тормоза я сама вырвала с мясом и закинула на дно помойной ямы. Существовала только прямая дорога из горящего асфальта, ведущая к точке невозврата.

До меня донеслись отголоски чьих-то слов, но смысла я не разобрала. Да и не жаждала того. Все вдруг стало до одури бессмысленным и далеким. Я перенесла Суд и осталась жива. Тесефи крушили меня, кромсали изнутри, выпотрошили и оставили догнивать на свалке мусора, но я все еще дышала. Не означало ли это, что я прошла проверку?

Рывком сильные руки подняли меня с пола и поставили на ноги. Незнакомый парень, придерживая меня за талию, помог вновь не рухнуть в объятья силы притяжения, и почему-то мне хотелось отблагодарить его за содействие, хоть это и было приказом кого-то из Древних.

— Так-то лучше, — пропела я, смахивая с лица волосы. Капюшон свалился с головы, и огненные пряди рассыпались по плечам. Во мне тлело желание скинуть жаркие тяжелые ботинки с ног и коснуться босыми ступнями холодного пола. — Теперь я выгляжу пристойнее? Или мое лицо слишком пугает вас?

— Что ты творишь? Ты сбрендила? — Эвон выросла передо мной, пылая ультрамариновым светом от злости.

— Окончательно кукушечка поехала, — хохотнула я. — Разве тебе не нравлюсь такая я? Слегка бе-зум-на-я.

Парень, придерживающий меня, грубовато перебросил мою руку через свое плечо. Его пальцы осторожно коснулись моего бедра, пытаясь устроиться удобнее, что вызвало очередной приступ смеха.

— Боишься симпатичных девушек? — прошептала я, наклонившись к нему поближе.

— Недолюбливаю сумасшедших, — холодно отрезал тот.

— Какие мы нежные…

Повисла тишина. Тяжелые взгляды Древних со всех сторон никак не прибавляли атмосфере уюта и покоя.

— Прошу простить мне мою бестактность, — я сделала попытку поклониться, но едва не вывалилась из сильных рук незнакомца и не поцеловалась с полом. Это стало причиной очередной волны слегка безумного хохота. — Упс! Не рассчитала…

— Молчать! — крик оглушил меня. В мыслях вдруг просветлело, и я со страхом осознала, что вовсе себя не контролировала. — Мы все понимаем, что в голове после нашего визита тебе придется навести стерильный порядок, но, будь так добра, не превращай все в цирк.

Мужчина, говорящий со мной, был мне незнаком. На вид ему было лет тридцать пять, или что-то около того, но под солнцем он ходил гораздо дольше. В нем угадывались некие славянские черты, и я смела предположить, что родом он из Европы.

— Властимил, не будь так строг с моей девочкой, — меня едва не стошнило от приторной сладости в голосе бабушки. — Она всего лишь несмышленый ребенок. Разве часто в наших покоях бывают столь юные морты?

— Это вовсе не оправдывает ее поведения, Лизель. Она должна знать, с кем говорит, — тон славянина дрожью отозвался в моем теле.

Я все разглядывала незнакомца, не стесняясь. Властимил был из той категории красивых мужчин, которым место на обложке глянцевого журнала в обнимку с разукрашенной блондинкой и часами от Rolex [2] на запястье. Каждая вторая женщина в мире мечтала проснуться в постели с таким мужчиной и утонуть в его объятьях. Каждый второй мужчина мечтал быть Властимилом. Морты от природы награждались идеальной внешностью, но далеко не каждому выпадал шанс выглядеть так. Быть может, славянская кровь и многовековая жизнь на Земле сделали его таким, во что верилось с трудом. И, что-то подсказывало мне, что между ним и моей бабушкой не все было гладко.

— Да у нее же в голове жвачка вместо мозгов после нашего маленького путешествия, — на кончике языка чувствовалась горечь от приторного голоса Лизель.

Мужчина вздохнул и посмотрел на меня. В черных глазах не было жалости или сочувствия. Морты чурались подобных чувств.

— Айви Тереза Блумфилд, после тщательного анализа твоих мыслей, секретов и воспоминаний, Сенат может с уверенностью утвердить тот факт, что ты ни в чем неповинное дитя, незаслуживающее наказания. Ты свободна и находишься вне подозрений. Мы с радостью сообщаем, что твое обучение в Академии Джулианы Томпсон продолжится, и мы будем наблюдать за твоими успехами. Сенат полагает на тебя большие надежды в будущем.

Смысл держаться и сохранять лицо отпал. Я, словно бумажная кукла, обмякла в руках незнакомца, который едва не уронил меня на пол. Сознание постепенно наполнялось эйфорической дымкой, призывающей меня закрыть глаза и отдаться потоку сновидений.

— Отнеси ее домой, — сквозь толщу воды пробился ко мне голос бабушки. — Девочка заслужила отдых.

Я потянулась, чтобы схватить ее за платье, не дать уйти, но рука отказалась подчиниться, безвольно раскачиваясь. Во мне не осталось искры, позволившей сражаться.

— Ты хорошо постаралась, я тобой горжусь , — раздался в голове голос Лизель.

Иди к чёрту!

Но бабушка отпустила мое сознание, утопив его во тьме.

***

Резко сев, я в панике огляделась. Запоздало пришло осознание, что я в своей комнате на острове Мортем. Ночь, проведенная в Здание Правосудия, обрывками всплывала в голове, и меня пробрала дрожь. Я переполнилась желанием выброситься из окна многоэтажки при мысли о сарказме, что так не вовремя покинул закутки сознания и выбрался наружу. Я выступила против Сената, проявила неуважение к Суду и к его решениям. Нарушила первое правило Кодекса, что с самого детства внушался мне родителями.

Сорвавшись с кровати, я бросилась вниз. Только бы с родителями все было в порядке. Древние не слыли благосклонным народом, а бессмертная жизнь превратила их в жестоких чудовищ, без разбору уничтожающих тех, что допускали хотя бы мысль о неповиновении. Я же открыто дерзила, не имея веского оправдания собственным действиям.

Споткнувшись о ковер, я застыла на пороге кухни. Отец с матерью переглянулись и посмотрели на меня. На их лицах читалось недоумение и беспокойство.

— Тыковка, что случилось? — отец похлопал рукой по стулу около себя, призывая меня присесть.

Я с разбегу бросилась обнимать папу, не сдерживая эмоций. Слезы заструились по щекам, мешая видеть, и я прижималась к самому дорогому человеку в моей жизни, ища тепла и поддержки. Стоило его рукам сомкнуться кольцом вокруг моего тела, как меня снесло с ног переполняющим чувством тепла. Я дома.