Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Битва за трон

Я не могла объяснить слезы, что стояли в моих глазах, пока мы следовали через Город Элуа. Большинство сочло, будто я плачу от радости при возвращении домой, а я не находила слов, чтобы описать всю полноту обуревавших меня разнородных чувств.

Опустошенный болезнью и войной город вместил нас всех – солдат в казармах, альбанскую знать во Дворце. У меня уже не было дома, но Исандра удержала меня при себе, выделив покои во Дворце, поскольку по-прежнему нуждалась в доверенном переводчике.

За прибытием последовали радостные воссоединения.

Самым приятным стал визит Сесиль Лаво-Перрин, которая явилась навестить меня на пару с Телезис де Морне. Мое сердце воодушевленно забилось при виде королевской поэтессы, но как же оно воспарило навстречу Сесиль, чье прекрасное лицо, старея, сохраняло изысканность, а голубые глаза все так же лучились теплом. Я тут же бросилась ей на шею и расплакалась.

– Тихо, тихо, – шептала дорогая наставница, гладя меня по спине. – Тихо, милая, все хорошо. – Когда я наконец успокоилась, она взяла мое лицо в ладони. – Федра, дитя мое, мало кто из служителей Наамах на деле познал, каково это – идти по ее стопам. Я каждый день молилась о твоем благополучном возвращении.

Жослен неловко переминался поодаль, не зная, как воспринять мой внезапный срыв. Но Сесиль не забыла об этикете Дома Кактуса и мгновенно его успокоила, взяв за руки и приветственно поцеловав.

– Ах, какой же вы красивый молодой человек, Жослен Веррёй, – пропела она, слегка разведя его руки, чтобы получше разглядеть кассилианские наручи и темно-синюю форму королевского гвардейца. – И настоящий герой. – В глазах Сесиль заплясали искорки, когда она похлопала его по наручу. – Да уж, в чувстве юмора Наамах не откажешь.

Жослен густо покраснел и поклонился.

– От королевы Цветов, распускающихся в ночи, я, пожалуй, приму такой комплимент.

Телезис де Морне тепло смотрела на нас своими глубокими карими глазами.

– Поистине, – произнесла она мелодичным голосом, – Элуа благословил этот день. Многое утратив, сколько всего мы получили.

Ее слова задели потаенную струнку в моей душе, освободив и горе, и радость. Да, потерь было много, очень много, из моей жизни ушли любимые люди, и это тяжелым камнем лежало на сердце. Но все же ценой неисчислимых жертв мы многое отвоевали: победу над захватчиками и свободу для земли и души Земли Ангелов, любовь, волю и наши жизни. Конечно же, этому нужно радоваться. Ведь и Благословенный Элуа, улыбаясь, щедро пролил свою кровь ради этой земли, ради этих людей. Пусть война, смерть, предательства… но сбирает там с жужжаньем мед пчела в лаванде синей.

Сквозь бури и невзгоды мы вернулись домой.

Наперекор смерти ангелийцы празднуют жизнь.

Думаю, именно поэтому свадьба Исандры и Друстана выдалась такой пышной. И если кого-то подмывает высказаться, мол, королева позволила мне остаться при ней на несколько недель подготовки исключительно по доброте душевной, позвольте возразить: я с лихвой отработала свое содержание во Дворце.

Причем в гуще предсвадебной суматохи я умудрилась выкроить время и на выполнение собственных обещаний. Так в свое время я поклялась Друстану, что его народ будет знать о подвигах своих сыновей и дочерей. И вот по моей просьбе сама Телезис де Морне великодушно согласилась не только описать наше путешествие и великую битву в стихах, но и перевести их на круитский. Не могу сказать точно, скольких участников событий Телезис опросила, собирая материал для поэмы, но знаю, что очень многих. Хотя после лихорадки ее здоровье осталось слабым, она без устали трудилась.

В конечном счете произведение превратилось в эпос, которому Телезис посвятила остаток своей жизни. Он получил название «Исандрийский цикл», поскольку скрупулезно изображал восхождение Исандры де ла Курсель на престол Земли Ангелов, однако ткань повествования плелась из нитей-судеб многих людей, в том числе и моей. Телезис много лет подвизалась королевской поэтессой и хорошо знала, как важно подгадать со стихотворением к какому-нибудь торжеству, поэтому пролог был готов как раз к монаршей свадьбе. Представьте, она прозорливо начала эту работу в тот самый день, когда четверо вестовых, объявивших себя Парнями Федры, явились к ней в Город Элуа с письмом и новостями о великих подвигах.

Отряд всадников, отобранных лично Друстаном, отправился в Аззаль на встречу с флотом Русса, которому полагалось переправить их через Проливы, дабы круиты и далриады смогли донести до соплеменников затверженные наизусть сообщения о победе, заключенном союзе и о скором возвращении круарха. Квинтилий Русс, обеспечив посланцам корабль, оставил командовать флотом Жана Маршана, а охранять границу – Марка де Тревальона, сам же явился во дворец. Как всегда громогласный и грубоватый, адмирал при встрече так крепко меня обнял, что затрещали ребра.

Ради вестовых, доставивших мое письмо Телезис де Морне, и ради всех остальных Парней Федры, я сдержала слово, данное на проложенных еще тиберийцами дорогах Альбы, для чего встретилась с Джаретом Мораном, дуэйном Дома Кактуса, первого из тринадцати Домов Двора Ночи. Залог гостеприимства, медальон, подаренный мне Джаретом в ночь празднования дня рождения принца Бодуэна, давно пропал, арестованный вместе с остальным имуществом Делоне, но Сесиль Лаво-Перрин пришла на помощь и заключила с дуэйном сделку, над условиями которой любой посвященный Дома Брионии обрыдался бы от зависти.

Выторгованные пятнадцать медальонов – по одному на каждого из выживших Парней Федры – давали проход в любой из тринадцати Домов накануне королевской свадьбы. Но Джарет Моран нисколько не прогадал. Мое имя и моя история были на слуху и тонкой алой ниточкой тянулись по всему гобелену ангелийской победы: та самая ангуиссетта Делоне, что пережила рабство у скальдов, предупредила королеву о надвигающемся вторжении и совершила путешествие на Альбу. Я родилась и выросла при Дворе Ночи, получила воспитание в Доме Кактуса. И теперь дуэйн открыл двери перед Парнями Федры, чтобы тоже войти в легенду о моих подвигах и тем самым добавить блеска потускневшей славе Двора Ночи.

Неважно, что уже в десять лет меня отправили жить к Делоне. Я вела происхождение от Двора Ночи, с этим не поспоришь. Зато смогла сдержать свое обещание перед людьми, избравшими меня своим кумиром, что было для меня важнее всего.

Напоследок я доставила завещание Гиацинта в Сени Ночи. Нашла там Эмиля, и передала ему документ, который Гиацинт написал на старом пергаменте в одинокой башне Хозяина Проливов. Эмиль плакал, целовал мне руки и рассыпался в благодарностях; даже если отчасти его слезы были слезами радости, парень явно опечалился трагической судьбой Гиацинта. Меня тронуло, как искренне подручные любили моего друга.