Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Битва за трон

Теперь уже все скальды вскочили на ноги, одобрительно крича, и огромный зал заходил ходуном. Я покрепче вжалась в балку, трясясь всем телом.

Вальдемар Селиг обождал, пока гомон затих.

– Что скажете? – спросил он спокойно. – Стоит ли овчинка выделки?

Он задал вопрос, и у толпы наготове был ответ: воины все как один выразили поддержку, вопя, топая ногами и потрясая мечами. Только у некоторых женщин лица погрустнели – наверное, они задумались, сколь многие погибнут на этой войне. К моей радости, Хедвиг была одной из этих немногих. Но никто из них не стал возражать. Мужчины же рвались выступить в поход хоть на следующий день.

Селигу пришлось потрудиться, чтобы их урезонить.

– Нельзя затевать такую войну зимой, – сказал он, как только скальды обрели способность слушать. – Я прочел много книг. – Он замолчал, ожидая, когда они переварят это заявление и впечатлятся: мало кто из варваров хотя бы видел книги вблизи, если кто-то из них и умел читать, то только футарк – простейшую руническую письменность, символы, вырезанные на дереве или на камне.

– Я прочел труды величайших полководцев Эллады и Тиберия. Все они сходятся в одном: армия держится на провианте. Если нам придется оборонять горные проходы, нельзя это делать в голоде и холоде на конях, которых мы не в силах прокормить. Следует дождаться лета, когда созревает урожай, много зверя для промысла, солнце припекает и не нужно по ночам жечь костры, чтобы не замерзнуть. Пусть все мужчины, уехав со Слета, начнут подготовку к этому дню. Пусть все кузни раскалят свои горны, чтобы каждый солдат нашего войска был как следует вооружен. Пусть женщины подсчитают запасы в кладовых и соберут фураж для армии. Как думаете? Годится такой план? Предлагаю голосовать.

Я была удивлена, что он затеял голосование, пусть даже после шквала одобрительных возгласов, но он это сделал. Вальдемар Селиг был умен: да, некоторые – думаю, и он сам – уже считали его королем, но он еще не был коронован. Как и следовало ожидать, решение приняли почти единогласно.

– Если у вас есть какие-то споры между собой, – в заключение сказал он, – давайте решим их прямо сейчас. Мы должны начать эту войну как братья, как единая армия, а не как разрозненные шайки, погрязшие в междоусобице. У кого есть вопрос, достойный того, чтобы обсудить его на Слете? – Кто-то заерзал: конечно же, споры имелись. Селиг окинул толпу взглядом. – Ты, Моттул из вандалов? Говорят, Хальвард убил сына твоей сестры. Ты его обвиняешь?

Внутренние скальдийские дрязги меня не волновали. Затылок покалывало, пора было возвращаться. Я начала отползать по стропилине на локтях и коленях. Ползти назад вслепую оказалось намного сложнее, чем вперед, к тому же юбки очень мешали. Бриллиант Мелисанды свисал с шеи, стукаясь о дерево; я боялась, что его блеск меня выдаст. Прошла, наверное, вечность, прежде чем я добралась до центра кладовой и глянула вниз.

Жослен обеспокоенно следит за моими перемещениями.

– Спускайся! – прошипел он, протягивая ко мне руки.

Теперь, скрывшись из поля зрения скальдов, я в полной мере осознала ужас того, чему стала свидетелем, и задрожала. Но раскисать было нельзя. Я ухватилась за балку и принялась осторожно свешиваться, пока не почувствовала руки Жослена, надежно обхватившие мои щиколотки.

– Отпускай, – прошептал он, и я, выпустив стропилину, соскользнула в его объятия. Он обхватил меня за талию и бережно поставил на бочонок.

Несколько секунд мы так постояли на вершине пирамиды, тесно прижавшись друг к другу на небольшом днище бочонка, и я тряслась в его руках, зарывшись лицом в теплую грудь. Скажи мне кто-нибудь год назад, что единственным моим утешением и опорой в жизни будет кассилианец, я бы расхохоталась ему в лицо. Я отстранилась и посмотрела на Жослена.

– Они готовятся к вторжению, – прошептала я. – Собираются захватить всю нашу страну, и проклятый д’Эгльмор им в этом поможет. Жослен, это не просто набеги на приграничные села, это война. Мы должны найти способ предупредить своих.

– Найдем. – Он сказал это тихо, но с непоколебимой решимостью кассилианского обета. С непривычной нежностью взял мое лицо в ладони и кончиками пальцев стер слезы со щек. – Клянусь, Федра, я вытащу нас отсюда.

Я поверила ему, потому что нуждалась в вере и черпала из нее силы. Шум Слета за перегородкой начал затихать.

– Бочонки, – скомандовала я и быстро спустилась на следующий ярус. Жослен последовал за мной, таща верхний бочонок. Мы молча и спешно работали вдвоем: он спускал на пол тяжелые бочонки, а я один за другим откатывала их на место вдоль стен.

Наша торопливость оказалась излишней: мы давно закончили наводить порядок, а Слет все продолжался и за нами никто не приходил. Я вернула Жослену его фуфайку. Он, сидя на пятках, пытался смахнуть с нее пыль и сажу, а я отчищала свои рукава и юбки. Работая, я поглядывала на кассилианца, черпая утешение в его ангелийской красоте, которую поначалу в нем презирала, – в его гордых скульптурных чертах и чистых глазах, голубых, как летнее небо.

Должно быть, он тоже вспоминал, как мы познакомились, поскольку чуть позже поднял на меня взгляд и тихо сказал:

– Знаешь, когда меня приставили к тебе, я счел это наказанием. Я тогда думал, что ты просто дорогая игрушка для самых растленных из потомков Заблудших.

– Такой я и была, – горько прошептала я и коснулась бриллианта Мелисанды. – И до сих пор остаюсь. Будь я не такой, мы с тобой не сидели бы здесь, а Делоне и Алкуин были бы живы.

Жослен покачал головой.

– Если у Мелисанды имелся один план, несомненно, были и другие. Уверен, она получила бы сведения, которые у тебя вытянула, и из другого источника. Просто ты раньше попалась ей под руку, вот и все.

– Я ей позволила себя использовать. И Вальдемар Селиг будет делать то же самое. – Я прислонилась к бочонку и закрыла глаза. – И да поможет мне Элуа, я приму его с радостью. Как бы не болела моя душа, я тысячу раз покажу ему, какой жаждущей и беспутной может быть ангелийская шлюха, и искренне поблагодарю, когда он со мной закончит.

Я открыла глаза и увидела, как Жослен осунулся и побледнел; он стал выглядеть так же худо, как я себя чувствовала. Но когда он заговорил, его слова обожгли меня пламенем:

– Значит, так и сделай, но живи! Когда этот урод ступит на ангелийскую землю, я встречу его первым и всажу в его кишки стальной клинок, а потом искренне поблагодарю его за доставленное удовольствие.

Рассмеявшись, я не знала толком, чему смеюсь, разве что безрассудству этого обещания в таких обстоятельствах. Не берусь объяснить это тем, кто никогда не томился в плену. Иногда безрассудство – единственное, что позволяет сохранить рассудок. Спустя секунду Жослен тоже понял абсурдность своих слов и криво ухмыльнулся.