Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Битва за трон

Помолчав, Жослен резко кивнул, выпрямился и вновь взглянул на Город.

– Хорошо, сделаем по-твоему. Молись, чтобы твое доверие к тсыгану себя оправдало. Да и все равно нам нужно еще пройти через ворота.

Я посмотрела на высокие стены и поежилась.

Несмотря на наши опасения, проникнуть в Город оказалось самым легким из ожидавших нас испытаний. Два усталых стражника остановили нас в воротах, глянули на лохмотья и вяло приказали назваться. Я сказала им выдуманные имена и коротенько изложила историю про селение, где жили Таави и Данель. Стражники задали еще несколько небрежных вопросов, в основном о здоровье, и попросили высунуть языки.

Мы смущенно повиновались. Один из привратников подошел, рассмотрел нас поближе и пропустил в Город.

– Раз такой пристальный досмотр, значит, здесь и правда мор, – шепнул мне Жослен.

Я ничего не ответила, ошеломленная тем, что вновь нахожусь под защитой родных стен. Для Жослена Город мало что значил, он не был ему домом. Кассилианец не родился и не вырос здесь, как я. От памятной красоты вокруг мне захотелось заплакать: мощеные улицы, обсаженные высокими деревьями с голыми ветвями… А люди, о! Несмотря на холод и лихорадку, люди по-прежнему ходили по улицам, все как на подбор ангелийцы, и их певучие голоса ласкали мне уши, словно музыка.

Смеркалось. Мы пешком отправились в Сени Ночи, петляя по районам победнее, где наш потрепанный вид не бросался в глаза. От запахов готовящейся в домах и трактирах еды у меня потекли слюнки: настоящая ангелийская кухня! Мы добрались до Сеней Ночи как раз вовремя. Уже зажглись уличные фонари, и на променад вышли первые гуляки. Их было меньше, чем я помнила по прежним временам, но они все равно роскошно смотрелись в шелках, бархате, парче и мерцающих в свете фонарей драгоценностях.

– Жослен, внутрь нам нельзя, – прошептала я, пока мы стояли в тенистом переулке через дорогу от «Петушка». – Нас заприметят, и к полуночи слух о нашем возвращении дойдет до Дворца. В Сенях Ночи языками треплют быстрее, чем ты моргаешь.

– И что тогда делать, есть предложения?

– Думаю, да. Слушай, – и я выложила ему свой план.

В конюшне Гиацинта было тихо – для его делишек еще слишком рано. Лошади дремали в стойлах, пахло хорошим сеном. Двое мальчишек лет двенадцати-тринадцати на дежурстве играли в кости. Мы застали их врасплох. Один ойкнул, увидев Жослена с обнаженным мечом, и оба съежились от страха. Неудивительно: даже без волчьей накидки Белого Брата в варварской одежде и со спутанными грязными волосами он больше походил на скальда-налетчика, чем на кассилианца.

– Работаете на Гиацинта? – спросила я, и ребята кивнули. – Хорошо. Ты, – я указала на того, который не ойкнул. – У меня к тебе поручение, и только от тебя зависит жизнь твоего товарища. Найди Гиацинта и скажи ему, чтобы срочно шел сюда. Только тайно, чтобы никто не заметил. Передай, что старый друг нуждается в его помощи. Если спросит, кто именно, скажи, что тот, с кем он ел тартинки под мостом на перекрестке Терция. Все понял?

Мальчишка быстро кивнул и задыхающимся голосом повторил:

– Старый друг. Тартинки. Перекресток Терция. Да, ми… да.

– Хорошо. – Я и сама не обратилась бы к себе как к благородной даме, учитывая мой потрепанный вид. – Если скажешь кому другому хоть одно словечко, или если кто-то тебя подслушает, имей в виду, твой приятель умрет, как если бы ты сам перерезал ему горло. Ясно?

– Да! – Он закивал так быстро, что челка упала на глаза. – Да, клянусь, я все сделаю путем, только не убивайте его!

– Хорошо, – повторила я и зловеще добавила: – И заруби на носу, если ты сваляешь дурака и мы тебя не прикончим, будь уверен, это сделает Гиацинт. Ступай!

Он стремглав выскочил за дверь, и до нас донесся топот бегущих ног.

Жослен убрал меч в ножны.

– Если твой приятель сдержит слово, ты в безопасности, – обратился он ко второму пареньку, который вытаращенными от ужаса глазами смотрел на нас. – Но не вздумай пытаться удрать.

Мальчишка в страхе замотал головой.

Мы ждали, напряженные, как туго натянутые струны арфы. С того самого момента, когда я очнулась от дурмана Мелисанды в накрытой рогожей повозке с тошнотой и болью во всем теле, я постоянно прислушивалась к приближающимся шагам. И эту поступь узнала мигом – легкую походку Гиацинта, танцующий стук его подошв по брусчатке.

А затем он вошел в конюшню, закрыл дверь, и вся его деланная непринужденность испарилась. Он повернулся к нам, и на его лице я увидела одновременно надежду и недоверие.

– Федра? Ты?!

Сделав два шага вперед, я бросилась в его объятия.

Жослен снова обнажил меч и встал на стражу у двери, чтобы никто не вломился, а подручные Гиацинта не сбежали. Мальчишка, которого мы посылали за тсыганом, вернулся и теперь замер с круглыми глазами и с прижатым ко рту кулаком. К стыду своему, я совершенно расклеилась; неделями сдерживаемый ужас наконец прорвался наружу, и я зарыдала, уткнувшись лицом в плечо Гиацинта. Друг крепко меня обнимал и шептал слова утешения дрожащим голосом. Наконец я взяла себя в руки и отступила, вытирая слезы.

– Успокоилась? – Гиацинт вопросительно приподнял брови, и я, кивнув, глубоко вдохнула. Тсыган подманил мальчишек и порылся в кошеле. – Так, слушайте сюда, вы двое. Сегодня вы здесь ничего особенного не видели. Поняли? – Оба молча кивнули. – Вот. – Он дал каждому по серебряной монете. – Вы отлично отдежурили. Берите деньги и держите рты на замке. Даже друг с дружкой чтоб не смели трепаться. Если распустите языки, клянусь, я призову дромонд и нашлю на вас такое проклятие, что пожалеете, что на свет родились. Усекли?

Мальчишки явно усекли. Гиацинт их отпустил, и они припустили прочь, напоследок бросив пару испуганных взглядов на Жослена.

Сам Гиацинт его не сразу рассмотрел, но приглядевшись, пока Жослен убирал меч в ножны, недоверчиво моргнул:

– Кассилианец?

Жослен криво усмехнулся и склонил голову:

– Принц Странников.

– Благословенный Элуа, я-то думал, тебе нельзя обнажать меч… – Гиацинт встряхнулся, словно пытаясь пробудиться ото сна, и решительно сказал: – Идемте. Отведу вас в дом. Вы правы, показываться на улицах вам небезопасно.

Я обреченно закрыла глаза.

– Неужели все думают…

– Да. Вас судили и приговорили заочно, – неожиданно тихо ответил Гиацинт. – За убийство Анафиэля Делоне и его домочадцев.

Гиацинт жил все в том же доме на рю Куполь, но теперь – увы! – один. К моему сожалению, пресловутая лихорадка унесла жизнь его матери. Тсыганка сжалилась над семьей соплеменников с больным ребенком, пустила их на постой и заразилась; сейчас в доме уже не было жильцов и Гиацинт не намеревался сдавать комнаты до окончания эпидемии. Мы узнали от него, что первыми признаками болезни являлись белые пятнышки на языке; очевидно, именно поэтому городские стражники у ворот велели нам показать языки и только.