Андрей Мартьянов - Тень Императора

Не то чтобы Эврих имел что-либо против Иммамала или же Мария Лаура, но излишнее внимание сильных мира сего к его скромной персоне настораживало, а слежка за ним Гаслана свидетельствовала о том, что, хочет он того или нет, крепкие нити продолжают надежно связывать прошлое, настоящее и грядущее. Слов нет, почувствовать себя заново родившимся, начавшим новую жизнь приятно, однако, выражаясь языком Гжемпа, ежели даже ндаггу нарядить в саронг, она все равно останется змеей.

Ту же самую мысль, отнюдь не в иносказательной форме, высказал и Тартунг, заявивший в ответ на его недоумение по поводу Газахларова решения объехать Жженую долину стороной: "Не думай, будто все завязавшиеся в столице узелки были разрублены нашим отъездом. Газахлар, я так понял, вызвался отправиться за слонами после того, как Хамдан сообщил ему, что видел Ильяс в городе. И, поразмыслив, я подумал: либо он желает встретиться с ней и пустился в путь, дабы она могла связаться с ним, не опасаясь соглядатаев Кешо, либо бежал из Мванааке из страха, что дочка явится в "Мраморное логово" сводить с ним старые счеты. Выписываемые нами петли и зигзаги подтверждают мое последнее предположение, но, если дочка пошла в отца, мы ещё очень даже можем с ней встретиться. Да и Амаша вряд ли смирится с потерей такого замечательного изумруда". Парень бросил выразительный взгляд на роскошный перстень, украшавший левую руку арранта, и тот мысленно обругал себя безмозглым остолопом. Вот тебе и продолжатель трудов достославного Салегрина! Вот тебе и вольная пташка - нова кожа, да стара рожа!

Эврих понимал, что, если он и впрямь желает начать новую жизнь, им с Тартунгом надобно немедленно бежать в столицу или в любой прибрежный город. Оттуда на каком-нибудь совершающем каботажные плавания торговом или же рыбачьем судне парень доберется до Аскула, а там и до поселка траоре, в то время как сам он начнет разыскивать контрабандистов, готовых переправить его в Саккарем, Халисун или Аррантиаду. План этот имел лишь один изъян: арранту до смерти хотелось увидеть слонов - легендарных великанов, до встречи с которыми оставалось всего ничего - седмица, в худшем случае две. Ну как, скажите на милость, писать, что был в нескольких днях пути от этого чуда и не взглянул на могучих зверей, о которых рассказывают самые невообразимые и противоречивые истории? Плох купец, торгующий себе в убыток; оружейник, чьи мечи быстро тупятся и покрываются зазубринами; лекарь, не умеющий облегчить страдания недужных, и горшечник, лепящий кривобокие крынки. Уж коли взялся за дело - делай его так, чтобы люди сказали: "Добрая работа!" А что после неё руки в мозолях или ноги в кровь стерты - кого это волнует?

Нет, о том, чтобы сбежать от Газахлара, не повидав слонов, нечего было и думать. Амаша, раз уж не велел своим людям тотчас схватить дерзкого ар-ранта, будет, надобно думать, поджидать его возвращения в Мванааке, а что касается Ильяс по прозвищу Аль-Чориль... О ней Эвриху хотелось узнать как можно больше, и едва ли для этого представится лучшая возможность, нежели во время путешествия. Кое о чем он успел расспросить перед отъездом обитателей "Мраморного логова", и услышанное взволновало его до глубины души. Оказывается, дочь Газахлара была женой Таанрета - одного из членов Триумвирата, родила мальчиков-близняшек, один из которых умер от сыпницы в возрасте пяти или шести лет, а второй пропал вместе с любимой служанкой Ильяс через несколько дней после рождения. Преданная собственным отцом, согласившаяся выйти замуж за Кешо ради освобождения Таанрета из узилища, вновь обманутая Газахларом и наконец бежавшая не то в Кидоту, не то в Афираэну, она, право же, заслуживала того, чтобы в очередной раз попытаться разговорить Хамдана. Из всего Газахларова отряда, он, не считая самого владельца "Мраморного логова", единственный знал её лично, вот только говорить на эту тему с аррантом решительно не желал. Более того, с некоторых пор бывший телохранитель стал явно сторониться Эвриха, к которому прежде относился вполне дружески. Вот и сейчас он поглядывал на арранта с нескрываемым подозрением, невзирая на то, что разговор тот начал с вопроса, не имеющего ни малейшего отношения к дочери Газахлара.

- Откуда мне знать, почему каждое утро над Голубым озером дует ветер? - нехотя процедил Хамдан, глядя в сторону зеленых предгорий, с которых они через день-два должны были увидеть долину ранталуков, Озерную крепость и само озеро. Он бывал здесь не единожды и не скрывал любви к этим местам, однако даже о них говорить с Эврихом почему-то не хотел. То ли обиду затаил, то ли боялся наговорить лишнего, памятуя о том, как исподволь умел вытягивать из собеседника интересующие его сведения простодушный с виду аррант.

Отряд, состоящий из двадцати пяти всадников и двух дюжин груженых ослов, растянулся длинной цепочкой по заросшим травой и мелким кустарником пологим холмам, переходившим на юго-западе в отроги Слоновьих гор. В этот день Хамдан ехал замыкающим, и Эврих полагал, что более подходящего момента для откровенного разговора им ещё долго не представится. Тут, во всяком случае, он мог говорить то, что считал нужным, не опасаясь поставить собеседника в неловкое положение, и намерен был воспользоваться этим, даже рискуя показаться излишне навязчивым и назойливым.

- На мой взгляд, лучше быть обиженным, чем обидчиком, - произнес он, испытующе глядя на бывшего своего телохранителя. - Чем, сам того не желая и не подозревая о содеянном, огорчил я тебя до такой степени, что ты не хочешь говорить со мной ни о ранталуках, ни о погоде, ни о Голубом озере? Раньше, помнится, ты не считал для себя зазорным беседовать с чужеземцем о разных разностях и даже, как я слышал, был в числе утверждавших, что меня пригнал в "Мраморное логово" ветер удачи, посланный якобы Богиней счастья - Белгони.

Хамдан заворочался в седле, неприятно пораженный неожиданной прямотой арранта.

Разговаривать им было не слишком удобно: Эврих ехал на приземистом сером ослике, и восседавший на крупном боевом коне телохранитель Газахлара возвышался над ним, как сторожевая башня над привратной караулкой. В связи с этим речь Эв-риха, как он и рассчитывал, прозвучала несколько иронично - отдавил, дескать, заяц волку лапу, а теперь кается. В самом деле, если уж кто из них и имел причины обижаться, так это аррант. Ведь не кто иной, как Хамдан, скрыл от него, что они выручили из беды дочь Газахлара! Эврих, впрочем, тоже утаил от телохранителей найденный в кошеле одного из убитых людей Душегуба чингак, но Хамдан об этом не знал и, стало быть, дулся на него за что-то другое.

- До недавних пор я видел в тебе искусного целителя и любознательного чужеземца, уважительно относящегося к нашим нравам, верованиям и обычаям. Нынче же - ты сам начал этот разговор, так уж не взыщи за откровенность - у меня появились основания считать тебя саккаремским подсылом. А соглядатаев, чьи бы они ни были, не любит никто и нигде, - сухо промолвил телохранитель, стараясь не встречаться с Эврихом глазами, что было совсем не трудно.