Оксана Заугольная - Морфы

Сначала следовало решить, кого выбрать. Проще всего было присниться маме. Скажешь перед сном, мол, живот болит — и всё, мама спит беспокойно и думает о тебе. Но это было нечестно, так что этот вариант я отбросила почти сразу. К тому же меня немного беспокоило такое мамино поведение — она словно постоянно забывала, что я уже в выпускном классе, взрослый человек, между прочим. Без пяти минут студентка. Она же пеклась обо мне ровно также, как в младшей школе. И это было... душно. Так что нет, это не подходит.

Совсем другое дело папа. Даже если бы я хотела ему присниться, то скорее сломала бы голову, чем его можно зацепить. Такой он человек — живет рядом, читает книги вечерами после работы или рисует — такое у него хобби, а в то же время я ничего не знаю о нем. Нет, вру. Знаю, что он без памяти любит маму и меня. И всё. В остальном он терра инкогнита — неизведанная земля. Он знакомый незнакомец и где-то в глубине словно сдерживает опасность, но в то же время он тот, кто всегда рядом. На его руках я впервые поднималась так высоко, что сама себе казалась выше деревьев, он играл со мной и в куклы, и с водяными пистолетами, он же помогал мне выбирать мой первый телефон и встречал из школы, когда уроки заканчивались затемно. Нет, я ни в коем случае не хочу узнавать о нем больше, чем он готов мне предложить. Это будет совсем нечестно.

Вот так, перебирая одного за другим, я дошла до Лиски. Свету я безжалостно вычеркнула заранее представляя, сколько всего может вывалить на меня эта тихоня. Не нужно быть старым умником, чтобы знать, что тихони - самые страшные люди.

И когда я наконец определилась с человеком, в комнате материализовался Жюль. Обычно именно я приходила второй, это в этот раз Картина Георгиевна отпустила нас пораньше, так что мне пришлось наблюдать за появлением соседа. Всё-таки в первый раз в пустом пространстве было совсем не то. Интересно было то, что материализовался он прямо на диване, причем на «своей» половине. Уважает личное пространство — это хорошо.

Против воли я вспомнила рассказы Ники, и попыталась разозлиться на Жюля, благо он снова притащил что-то огромное, свернутое рулоном. Но тут он окончательно уплотнился и увидел меня. Губы его озарила такая улыбка, что я немедленно растаяла. А что поделать, тут, во снах, народ особо не баловал меня улыбками, всё больше кривые усмешки, да и в реальности вот так радостно улыбаться мне могли разве что дома. А это, как не крути, немного не то.

- Ты не против, если я гобелен с единорогом повешу, пока у меня работа над это темой не закончится? - заискивающе спросил он и с жаром добавил. - Потом я сам его сниму. И сожгу!

- Меня на сожжение только пригласить не забудь, - настроение у меня исправилось. Наверное, я не очень хороший человек, раз чужие проблемы позволяют мне немного меньше беспокоиться о моих собственных.

Хотя достаточно было представить милого Жюля с таким неподходящим ему зверским выражением лица, скачущим в воинственном дикарском танце вокруг горящего гобелена, чтобы губы сами растягивались в улыбку.

- Обязательно, - пообещал тот, закрепляя огромное полотно на возникшей перед ним стене. Довольно симпатичное изображение, между прочим. Такой средневековый единорог чуть повыше крупной собаки, преклоняющий колени перед девушкой в длинном платье со шлейфом.

Я решила поделиться своими горестями, чтобы и ему настроение поднять. А то нехорошо это так — всё время в одни ворота.

- Ого, - он почесал затылок. - Смотрю, мне еще повезло с моим единорогом. И что ты думаешь делать?

- У меня подруга — заядлый игрок, - пояснила я. - Если я пообещаю с ней сыграть в что-то новое, а потом отвлекусь на другое, она будет об этом думать, и во сне мне всё-таки придется сыграть. Только и всего. И сон будет без особых сюрпризов, и зацепить мне её точно удастся.

- О, - Жюль выглядел впечатленным. - Ты хорошо всё распланировала. А я вот подумал, то, как мы сейчас друг друга видим — это ты мне снишься, или я тебе?

Вот понятия не имею, зачем он это сказал. Теперь от этой прилипчивой мысли просто так и не избавиться!

- Думаю, не то и не другое, - нужно поскорее избавиться от этой мысли. - Это что-то совершенно третье.

Да, знаю, что звучит не очень, но что поделать, если всё вокруг нас «совершенно третье»? Зато, благодаря тому, что план я уже продумала, можно было наконец заняться уроками. Наверное, я слишком расслабилась, пытаясь заставить себя сделаться прозрачной перед зеркалом, потому что Жюль застал меня врасплох.

- Она красивая, - он поднял голову от своих записей и теперь разглядывал гобелен, словно только сейчас обнаружил, что кроме ненаглядного единорога, на нем есть кто-то еще. Хотя, может, так оно и есть. Я бы не удивилась. - Как ты.

Он и правда застал меня врасплох. Наверное, так можно оправдать то, что я сделала.

- Дурак! - сказала я и проснулась. И чуть не заплакала от досады. Хотя, кого я обманываю? Заплакала, конечно.

До звонка будильника было еще почти полчаса, но мое жалкое хныканье разбудило маму. Она появилась на пороге моей комнаты, сонная и растрепанная, своим видом вызывая еще большую досаду.

- Что случилось, солнышко? - пробормотала она, силясь открыть глаза. Я не горжусь этим, но от её слов я зарыдала еще громче. Нет, ну серьезно — мне уже шестнадцать исполнилось, а я всё ещё солнышко, котик и рыбка!

- Сон плохой приснился, - сквозь рыдания смогла проговорить я. Еще не хватало, чтобы она запаниковала и оставила меня дома.

Теперь в комнату заглянул папа. До меня донесся запах одеколона и кофе — папа вставал всегда на час раньше, ему на работу было раньше, поэтому почти никогда не видела его небритым и без галстука.

- Что за шум? - осведомился он.

- Вот, плохой сон приснился, - пояснила мама таким тоном, словно это ей приснился кошмар.

- Пойдем завтракать, - всё-таки папа — человек с другой планеты. Никогда не угадаешь, что он предложит. - Только умойся сначала.

Полчаса сна было жалко, но возвращаться в кровать не хотелось, так что я поползла умываться, чистить зубы, и на ходу расчесывать волосы по пути на кухню. Когда я доплетала косу, в коридоре снова показался папа.

- Кофе стынет, - торжественно заявил он. - Где ты ходишь, снова уснула, чтобы разобраться с кошмаром?

- Саша, ну какой кофе, - заволновалась мама, услышав нас из спальни. Вообще-то папин черный как ночь кофе я сама боялась пить, но мамина реакция меня подстегнула.

Папа пододвинул ко мне тарелку с бутербродами и крошечную чашечку. На поверхности напитка кружилась золотистая пенка, а сам напиток был таким темным, что его страшно было подносить ко рту.

Я отпила и поспешно откусила от бутерброда.

- Ну как? - он смотрел не мигая. Похоже, и впрямь переживает за ответ. Не говорить же, что я так быстро заела бутербродом, что во рту только вкус сыра и хлеба?