Вера Камша - Зимний излом. Том 1. Из глубин

– Эпинэ, – кустистые брови Сарассана поднялись вверх, – что с вами?

– Дела военные, – пришел на помощь Дуглас. – Из Придды пришли тревожные вести.

– Но мы не должны складывать оружие, – затряс знаменитой бородой Сарассан, во время пира в нее наверняка набьются крошки. – Я говорил и буду говорить о том, что против Талигойи существует заговор.

Существует. И только благодаря этому заговору ты здесь. А заговор нужно вышибать заговором.

– Дорогой Сарассан, – подбоченился Иноходец, – мы вернулись домой навсегда. Главные беды в прошлом.

– Это вы вернулись, – дернул усом Ванаг. – Но Придда и Марагона все еще стонут под пятой захватчиков. Мои родовые земли...

– Придет и их черед, – перебил проглота Борн. – Весной все будет кончено.

Только не так, как хочется Ванагу. Не видать ему никаких островов. А островам, к счастью для них, не видать «законного владельца».

– Граф Гонт, – колыхнул бородой разоблачитель заговора, – вы слишком доверчивы и простодушны. Достаточно вспомнить «Анналы», в которых...

Как хорошо все эти болтуны запомнили, что Удо стал Гонтом, а Оллария – Раканой, и как же быстро они слетелись, сползлись, повылезали из своих нор.

– ...уничтожить Талигойю, несущую в себе зерно истинной, высокой духовности, – бубнил Сарассан. – Для этого две тысячи двести двадцать четыре года назад был составлен заговор...

Игнас был способен вещать часами, но у Ванага были куда более важные дела.

– Монсеньор, – пророкотал обжора, оттесняя приятеля, – я не стану настаивать на возвращении мне моих островов и сносе возведенных без моего согласия фортов, но я рассчитываю на возмещение понесенных убытков.

– За четыреста лет? – ухмыльнулся Темплтон.

– За триста девяносто семь, – Ванаг не шутил, он просто не умел шутить, – из учета обычного гайифского [67]процента.

– А почему не гоганского? – не утерпел Робер. – Гоганский процент выгодней.

– Да? – удивился владелец островов. – Но ведь он не фиксируется, в отличие от гайифского.

– А вы посоветуйтесь с вашим ростовщиком, – посоветовал Удо, – когда будете отдавать ему деньги. Если будете, разумеется.

– И все же вы недооцениваете угрозу, – Сарассан не собирался слушать про проценты за острова, у него была своя песня. – Друзья мои, вы еще так молоды! Вы не задумываетесь, кто веками жил с нами бок о бок, подтачивая сами устои существования Талигойи, я же этому посвятил всю жизнь.

Чему? Подтачиванию? Не ты один. Все мы в меру сил грызли чужой ствол, но перегрызли его не агарисские проглоты, а Люра с гоганами.

– Если вы читали мои труды, – не отставал борец со вселенским злом, – то вы должны помнить Франимские поучения.

– Увы, нет, – едва не взвыл Робер. – Я – человек военный, история и философия мне непонятны.

– Я пришлю вам свои «Комментарии к Антинахию», – пообещал Сарассан. – Маршал Талигойи должен знать, с какими врагами ему предстоит иметь дело.

– Он знает, – заверил Борн-Гонт, хватая Эпинэ под локоть.

– Нет, – поднял палец Сарассан, – вы не можете знать всей широты заговора. Мы смеемся, разговариваем, пьем за победу, а среди нас снуют враги. Они ловят каждый наш вздох и ждут своего часа, чтобы ударить.

Один, по крайней мере, точно снует и ждет, и этот один – Первый маршал Талигойи собственной персоной.

– Господа, – возвестил вынырнувший из Морисской галереи Арчибальд Берхайм, – пока мы ждем Его Величество и Ее Высочество, нас осчастливит своей новой балладой барон Дейерс. Она написана к сегодняшнему дню, и мы будем первыми, не считая вдохновлявшего барона гения, кто услышит эту вещь.

Многосмертный Дейерс с лютней наперевес вылез вперед. Он был по-прежнему уныл, но сменил потрепанный камзол на роскошный придворный туалет. Барон щипнул струны и объявил:

– «Песнь Победителя».

Робер возвел очи горе́. На потолке золотоволосый охотник обнимал юную поселянку. Им было хорошо, они не слушали Дейерса.

затянул менестрель, —

Эта баллада была новой. И тухлой, как прошлогоднее яйцо, потому что барон по своему обыкновению очередной раз обезглавливался, вешался и изгонялся на пару со всеми спасителями отечества. Начал он, как водится, с Эктора Придда и Эрнани, затем пришел черед Окделлов.

выл Дейерс, —

Реджинальд уже в Надоре, праздники виконт встретит с родными, а завтра или послезавтра отправится к Савиньяку. Значит, через месяц придет ответ. Может, и раньше, но лучше просчитаться в хорошую сторону, чем в плохую. Месяц он выдержит, месяц – это недолго.

Конечно, не можешь! Разве взмахнешь мечом, когда ты связан по рукам и ногам и висишь вверх ногами? Мечом, секирой, шпагой, оглоблей и метлой сподручно махать в изгнании, но в изгнании барон оружием не баловался, предпочитая оплакивать стонущую под ярмом родину издалека и над бутылкой.

Какого короля защищал предавший все и вся Поль Пэллот и можно ли пасть, будучи повешенным, Дейерс не сообщил. Не до того было:

Робер снова уставился на потолок, но на этот раз не помогло. Бароний вой заполнял все вокруг, словно во дворце за каждой дверью и под каждым диваном пряталось по страдальцу с дребезжащей лютней. Страдальцы вопили, как их казнят и изгоняют, а Робер не мог сделать ни того, не другого, хоть и хотел. До рези в глазах и кома в горле. А Дейерс не унимался.

– для вящей убедительности радетель за отечество не просто грохнул по струнам, но топнул ногой, —

Это было последним, что услышал Робер. Последним, что он увидел, стали выпученные глаза менестреля, желтоватые, в красных прожилочках, и блестящий от ужаса нос.

Выжженную степь бьют янтарные копыта, рычит гром, рвут закатное небо лапы молний и высится, растет на горизонте увенчанный алым шаром черный столб. Как до него далеко и как близко!