Вера Камша - Кровь Заката

Последнее обстоятельство, видимо, вызвало у так и не познавшей любви Агриппины особый ужас… И это действительно было страшно, но что Соле оставалось делать? Что? Она никогда в жизни больше не потянется ни к одному мужчине. Шарль Тагэре стал первым и последним. Так что гори все синим пламенем. Душу она и так погубила, преступив обет, а тело и имя спасет, хотя бы от позора. Если жить станет совсем невмоготу, она найдет способ со всем покончить, но так, что никто и никогда не поймет, почему и как все произошло. Сейчас же ей следует вернуться в Фей-Вэйю, вернуться в одиночку и свободной.

Решение было принято, и женщина, в последний раз взглянув на пустую дорогу, направилась к кладбищу. Спрятала коня в зарослях лещины у небольшого ручейка – не знать, так нипочем не найти – и тихо побрела между могил, отыскивая нужную. Так и есть, память ее не подвела. Мария Тамье, двадцати одного года от роду, умерла в родах, произведя на свет мертвого младенца. Анастазия взяла с могилы пригоршню земли. Какой же сегодня лунный день? Третья четверть! Лучше не придумаешь. Нужно найти корневище ядовитого веха и листья борщевника, они здесь попадались…. Отлично! Теперь в иглеций. Взять четырнадцать огарков от свечей и вниз, в подвал, откуда есть проход в пустой склеп семейства Клижу. Вдоль одной из стен на полках стояло несколько освинцованных ящиков, другая сторона была незанята.

Странно, как это она запомнила сложный ритуал, описание которого видела всего один раз? Неужели уже тогда в глубине души она поняла, что это может понадобиться?! Или память человеческая обладает свойствами в нужный момент вытаскивать из глубин знания, о которых их обладатель и не догадывался? Еще вчера Сола под страхом смерти не вспомнила бы, что и как следует делать, а теперь она деловито расставляла свечи на концах Рогов [62]в ногах и в изголовье. Хорошо, что она, собираясь в дорогу, собрала все необходимое, в том числе и огненный камень. Теплые огоньки на концах свечей на мгновенье заставили Солу заколебаться, но только на мгновенье. Шарло ее бросил, и идти ей было некуда. Она никогда бы не подумала, что осмелится на такое, что у нее хватит умения и сил довести до ума заклятье, ведь до этой страшной минуты она никогда не занималась магией всерьез, хотя ее, конечно, чему-то учили, как и всех, вступающих в сестринство.

Женщина бросила на предназначенную для гроба каменную полку охапку привядшего борщевника, быстро скинула одежду и осторожно села на хрустнувшие стебли. Вздохнула, вынула нож и слегка порезала кожу у щиколоток и под левой грудью. Показавшаяся кровь была смешана со взятой с могилы землей и соком веха, которым она смочила и губы. Вот и все, теперь лечь на спину и ждать, повторяя про себя четырнадцать непонятных слов. Было тихо, сквозь тонкий слой травы чувствовался вековой и равнодушный холод могильного камня, Сола дрожала как в лихорадке, на губах застыла едкая горечь, затылок стянула резкая, отвратительная боль, но она продолжала твердить странные слова, глядя на колеблемые подземным сквозняком свечи у себя в ногах. Странно, но цвет пламени постепенно стал светлеть, становясь из оранжевого светло-желтым, кремовым и, наконец, серовато-белым, как осенний туман над болотом. Боль и холод словно бы растворялись в белесой мерцающей дымке.

Соланж перестала чувствовать жесткий холодный камень и колющую траву, подхваченная зыбкими опаловыми волнами. Ее несло вниз по белой, клубящейся реке. Впереди слышался шум водопада, она видела далекие, почти скрытые в тумане темные берега, но ей было все равно, ведь на всей земле не было никого, кому бы она была нужна, разве что бланкиссиме, да и та без нее прекрасно обойдется. Гул водопада доносился все отчетливее, но Солу это не пугало, поток повернул в сторону, и ее вынесло на широкий плес. До водопада оставалось всего ничего, но его не было видно из-за высокого каменистого острова, который вырос прямо на пути. Взбесившаяся река обтекала его с двух сторон, а он высился, высокий, обрывистый, не подвластный белым клубящимся волнам. Длинный узкий мыс выдавался высоко вперед, и Солу несло к нему. Она вздрогнула, увидев знакомую фигуру, стремительно бегущую по берегу ей навстречу. Шарль протягивал к ней руки, и она невольно рванулась к нему. И тотчас волны перестали быть ласковыми и теплыми, в лицо и глаза ей ударило множество острых, едких брызг, ледяной смертельный холод спутал ее по рукам и ногам, она не могла даже крикнуть, только из последних сил пыталась плыть к берегу, а Шарль протягивал ей руки и никак не мог дотянуться…

2862 год от В.И.

12-й день месяца Зеркала.

Тагэре. Эльта

– У вас сын, монсигнор. – Герцог вздрогнул и непонимающе уставился на медикуса:

– А что герцогиня?

– Сигноре ничего не угрожает, я дал ей средство, и она уснула. – Врач, казалось, был не рад этому обстоятельству, так как сообщил его, глядя в пол.

– Корнелиус, – Шарль Тагэре взял медикуса за плечи, заставив смотреть себе прямо в глаза, – ты принимал всех моих детей, так что я тебя знаю… Говори прямо, что не так?

– Правду сказать, – буркнул Корнелиус, – ничего хорошего. Я предупреждал, что после такого падения лучше не рисковать… Ваш сын, монсигнор, родился горбатым, и я не поручусь, что он выживет…

– Горбатым? – Герцог сжал кулаки. – Что ж, могло быть и хуже, если б это оказалась девочка. Мужчина может проложить себе дорогу и не будучи красавцем. Что-нибудь еще?

– Сейчас остается только ждать. Сделано все возможное, но…

– Что ж, да смилостивится над ним святой Эрасти.

Добряк Корнелиус так и не понял, о какой милости просил монсигнор Заступника. То ли сохранить ребенку жизнь, то ли, наоборот, избавить его от земных страданий. На всякий случай медикус заговорил о другом.

– Ваш сын родился точно в полдень, монсигнор, а все астрологи знают, что это знак особой судьбы. Позднее, если монсигнору угодно, я составлю более подробный гороскоп.

– Разумеется, угодно, – кивнул герцог, – а теперь иди отдыхать, у тебя была нелегкая ночь, да и у меня тоже. Если от тебя больше ничего не зависит… Я полагаю, твои помощники способны приглядеть и за роженицей, и ребенком.

– Разумеется, но…

Врач хотел сказать еще кое-что, но Шарль Тагэре уже вышел, Корнелиус слышал, как он сбегает по лестнице, как требует коня. Затем заскрипели ворота, простучали копыта по мосту. Что ж, понятно… Монсигнор не из тех, кто позволяет другим любоваться на свою беду и выражать сочувствие. Утопить горе во встречном ветре, растоптать конскими копытами – что может быть естественнее для воина? Через несколько ор Шарль вернется, будет улыбаться жене, прикажет готовиться к пиру по случаю рождения сына, делая вид, что ничего страшного не произошло… Что ж, к его приезду гороскоп будет готов, звезды уже вечером образовали весьма странную конфигурацию, а тут еще первый крик прозвучал именно тогда, когда солнце было в зените, а на востоке как раз взошла Волчья звезда, соединившись со звездой Рас Эргаль, Сердцем Звездного Вихря. Похоже, маленького горбуна ожидает непростая судьба, если, конечно, он выживет, в чем лично он, Корнелиус, весьма сомневался…