Вера Камша - Кровь Заката

Да, гороскоп гороскопом, но не забыть приготовить успокаивающую микстуру для герцогини, она ведь еще не знает. Корнелиусу очень не хотелось быть черным вестником, тем паче именно он предлагал Эстеле избавиться от ребенка, и, к несчастью, не ошибся. Медикус любил властителей Тагэре и был не из тех, кто радуется подтверждению своих слов такой ценой. Бедная женщина, теперь она будет всю жизнь себя винить в несчастии сына… Хорошо бы проклятую новость сообщил ей сам герцог или, еще лучше, наперсница сигноры, ей все равно сегодня уезжать…

Добряк не мог знать, что Анастазия уже уехала и что неистовое желание ее найти, а вовсе не отчаянье заставило герцога броситься вон из замка. Шарло гнал коня, как будто пол-оры могло что-нибудь изменить. Если Сола решила дождаться его во что бы то ни стало, она еще там, если нет – он встретит ее по дороге, так как после осенних дождей другого пути в Тагэре от Лисьего тракта нет.

Пепел красивым галопом летел навстречу идущим с востока тучам. Герцогу было жаль сына, родившегося в полдень ветреного осеннего дня, сына, которого он, вероятно, никогда не увидит, но мальчик, несмотря на увечье, остается Тагэре. Рядом с ним будет мать, братья и дядья, у него есть будущее, тем паче содеянного не исправишь. А у Солы только он и больше никого и ничего. Если девочка попадется в руки циалианкам, то смерть покажется ей избавленьем…

2862 год от В.И.

Утро 12-го дня месяца Зеркала.

Тагэре

Потолок склепа был весь в трещинах, одна из которых изгибалась, подобно реке Льюфере, а вторая напоминала то ли лебедя с длинными ногами, то ли журавля с изогнутой шеей. Между двумя трещинами располагалось одно большое пятно, похожее на жабу, и несколько пятен поменьше. Вот и все, что могла видеть Сола со своего ложа. Холодно ей больше не было, страшно тоже, наоборот, всю ее переполнял какой-то странный, отрешенный покой, частью которого были и старый склеп, и пятно-жаба, и догорающие огарки… Она постаралась припомнить, что же с ней было. Сначала это было трудно, но потом воспоминания словно бы прорвали невидимую плотину и хлынули потоком. Она вспомнила все! И игривого рыжего котенка из далекого горного замка, утопленного за украденный кусок мяса много лет тому назад, и несостоявшееся покаяние Шарля Тагэре, и его самого, его слова, руки, губы… Она захотела очнуться, когда ей в ее бреду примерещился герцог. Или это был не бред, а что-то другое, она уже вышла из воды, он бежал к ней, протягивая руки, как это бывало не раз, когда они встречались за пределами замка. И она тоже побежала к нему. Сола вспомнила их объятие, казавшееся реальнее реального, а потом герцог исчез, она вышла из транса и очнулась одна-одинешенька в промозглом склепе между догорающими свечами. Раны на груди и ногах болели, лицо горело, словно она пришла с мороза…

Что делать дальше, Сола не представляла, заклятье не помогло, ребенок шевелился в ее чреве, напоминая о позоре и безысходности, о том, что Шарль не пришел. Может, все-таки встать и уйти? А ночью попробовать проскользнуть в замок и вызвать Шарло. Должен же он все-таки помочь ей! Должен же хоть кто-то ей помочь. Сола села, обнимая себя за плечи, но одеваться отчего-то не спешила, хотя ее тело и покрылось гусиной кожей. Ребенок вновь пошевелился, с потолка сорвалась тяжелая и холодная капля и упала на плечо. Сола вздрогнула и зашептала заученную в детстве молитву святой Циале. Святая была строга, чиста и непорочна. А она погрязла во грехе и только что чуть не свершила самого страшного, и все-таки она молила равноапостольную о помощи. Словно услышав ее призыв, догорающие свечи встрепенулись, залив склеп опаловым светом, и Соле показалось, что на нее смотрит прекрасное женское лицо.

Циала была почти такой же, как на иконах, только глаза ее не были опущены долу, а смотрели в душу отчаявшейся женщине. Ей показалось, что безупречные губы святой шевельнулись, и она услышала те самые четырнадцать слов заклятья, которые она повторяла, прежде чем потеряла сознание. Сола вздрогнула, хотя, возможно, причиной этого послужила капля, на этот раз упавшая ей на лоб. Смутно послышался другой голос, голос герцога, который звал ее. Она робко протянула руку за своей одеждой, мысленно взывая к святой. И та вновь, уже громче повторила слова заклятья. Губы Солы шевельнулись помимо ее воли, повторяя за равноапостольной: «За мойрэ дека не каллон гобъердо…»

2862 год от В.И.

12-й день месяца Зеркала.

Тагэре

Вот и кромка леса… Странно. Почему осенью стволы деревьев кажутся черными? Возможно, потому, что они влажные, а может, все дело в цвете листвы… Высокая сосна, одинокая и красивая, словно бросавшая вызов осени своей строгой зеленью, указывала дорогу. Песок у ее корней был истоптан конскими копытами и женскими ножками. Сола здесь была долго, очень долго… Герцог крикнул сначала вполголоса: с рассветом женщина могла укрыться на опушке, затем громче, но в ответ раздалось только издевательское сорочье стрекотанье. Он поехал по кругу, но полегшие от дождей травы не держали следов. Что ж, значит, не дождалась, на сколько же они разминулись и какой же дорогой она вернулась? Неужели дурочку понесло на Грозовой кряж, наверняка именно туда, иначе он бы ее встретил. Тагэре послал коня по малозаметной тропке. Так и есть, здесь не так давно проехал всадник. Мокрая от дождя могучая паутина сорвана как раз на уровне конской груди, а в глине отчетливо отпечатались эльтские подковы [63]. Дальше дорога становилась каменистой, и ничего различить было нельзя, но Шарло не сомневался, что найдет Солу в замке.

Как ни хотелось ему скорее нагнать беглянку, он не стал рисковать и опасное место миновал шагом. Осень уже вступила в свои права, небо было низким и серым, на его фоне желтые и оранжевые деревья и кусты казались принарядившимися перед казнью осужденными. А в Лисьих горах придется и вовсе солоно, он и так бессовестно затянул с отъездом, но ведь казалось, что опасности нет. Спрятать Солу в Ланже можно было без труда, и чего это бланкиссиме приспичило менять наперсницу? Видно, правду говорят, дела Виргинии совсем плохи, и Агриппине нужна помощница, на которую она может полностью положиться, но как же это было не вовремя.

Пепел, легко мотая гривой, вступил на мост, стражники с нарочито равнодушными и безмятежными лицами – знают, сочувствуют, но не желают навязываться – отдали честь, пропуская сюзерена. Тагэре бросил поводья кому-то из оруженосцев и, больше не заботясь о коне, пошел к дворцу. Разумеется, сначала нужно спросить о жене. Герцогиня, как он и надеялся, спала.

– Дана Аугуста, – Шарло казался уставшим и спокойным, – я хотел бы поговорить с сестрой Анастазией, прежде чем та уедет.