Вера Камша - Кровь Заката

Агнеса брала деньги, которые ей давал любовник, с легким сердцем. Она, убившая лучшие годы на дурачка мужа с его хомяками, имела право на достойные королевы туалеты и драгоценности. Королева и мать наследника должна и выглядеть соответствующе. Жан Фарбье это понял. За каждый заключенный договор или подписанный указ, на котором он зарабатывал, она получала четверть прибыли. У нее впервые в жизни появились собственные деньги, она только-только почувствовала себя хозяйкой своей жизни, и тут проклятый Пьер стал орать на каждом углу про каких-то кошек.

Сначала это удавалось скрывать, но кто-то из слуг донес Диане, которая ее ненавидит только за то, что она ифранка. И еще за Фарбье. Можно подумать, что он с его лысиной и утиным носом так уж ей нужен! Диана заявилась к Пьеру и вытянула у него все. Этому ничтожеству, оказывается, по ночам являются кошки, да не простые, а летучие.

Разумеется, Диана пустила это в ход. Не прошло и кварты, как собрались Генеральные Штаты и навязали им регента. Дурак Пьер этому только рад. Тагэре не мешает ему возиться с его драгоценными хомяками, да еще сласти приносит. И как ему не тошно возиться со слабоумным?! Добро бы король хоть для чего-то был нужен, так ведь нет, а регент все равно его навещает. Впрочем, навещает он и королеву.

Агнеса сама не понимала, что в Тагэре ее бесит сильнее: бескорыстие или вежливость. Она бы не отказалась от его любви, даже если бы знала, что он лжет и она ему для чего-то нужна, но герцог галантно подавал ей обернутую плащом руку, присылал цветы и фрукты и говорил об ифранской поэзии и оргондской живописи, в которых она ничего не понимала. И все же… Все же он жену в Мунт не взял, нет у него и любовницы, хотя дамы и девицы на него только что не вешаются. Так, может, ей стоит добавить в свое поведение перца? Она добилась дружбы и сочувствия, играя в слабую и одинокую, а теперь нужно показать южный темперамент. Сейчас Тагэре в армии у Мальвани. Он вернется через кварту, и она покажет ему письмо отца. Если его заинтересуют деньги или предложение Жозефа, все решится само собой, нет – она засмеется и скажет, что и воля отца не нарушена, и против их дружбы она не погрешила… А дальше… Королева очень надеялась на то, что после этого разговора ее дружба с регентом, мягко говоря, перейдет в другую стадию.

2864 год от В.И.

20-й день месяца Агнца.

Арция. Мунт

Мощные ворота открылись совершенно бесшумно, пропуская высокую гостью. В свое время бланкиссима Диана бывала в Замке Святого Духа довольно часто. Потом епископ Доминик был наказан за историю с Тагэре, а Жан Фарбье сговорился с ифранцами, и она вынужденно отдалилась от политики, хоть и продолжала наблюдать за происходящим, выжидая своего часа. Диана знала, что ее бывшему любовнику с новым преподобным договориться не удалось. Тот или был безумцем и фанатиком, или же играл, игру, в которой даже всесильный временщик казался мелочью.

Глава Тайной Канцелярии Арции барон Жиль Гарро в общении с Илларионом также не преуспел, хотя синяки и антонианцы согласно заключенной нотации числились союзниками. После нескольких неудачных попыток Жиль махнул рукой на оставленную синякам согласно договору жалкую судебную магию и пошел по тропинке, протоптанной Обеном Трюэлем. Диана знала, что Гарро предпочитал встречаться со своими прознатчиками за пределами замка, в который теперь доставляли только пойманных с поличным бражников, распевавших непристойные песни про королеву и Святого Духа.

В этом достойном деле Илларион синякам не помогал, но и не мешал. Он вообще ни во что, выходящее за рамки задач ордена, не вмешивался. Диану это пока устраивало, хоть и настораживало. Новый епископ был совсем из другого теста, нежели его предшественник. Доминик ел из рук тех, кому приходило в голову предложить преподобному кусок пожирнее, за что и поплатился. Илларион же прекрасно помнил, зачем Архипастырь Максимилиан в 2284 году добился передачи всех дел о Запретной магии в руки Церкви.

Да, сейчас Святой Престол ослабел, но зато орден силен, как никогда. Так зачем ему, епископу Иллариону, выполнять приказы какого-то временщика? Глава антонианцев кардинал Орест далеко не стар, Изье, вероятно, понимает, что Арция сейчас предел его возможностей. Он достаточно умен, чтобы не хватать больше, чем может проглотить, за что его и ценят. Диане не очень хотелось встречаться с Илларионом, но отказаться от приглашения было нельзя.

Его преподобие вышел встречать гостью, и Диана получила возможность рассмотреть антонианца вблизи. Что ж, при хорошем к нему отношении его можно назвать мужчиной в расцвете, он явно недурен собой, хоть и не годится в красавцы. Прямые темно-русые волосы еще не тронула седина, движения скупые и точные, а хищная худоба выдает в нем не аскета, умерщвляющего плоть, а воина, не дающего себе поблажки в тренировках. Если бы не его страшноватый титул, многие женщины сочли бы преподобного привлекательным и были бы жестоко разочарованы в лучших чувствах. Увы, епископ Илларион, урожденный Жорес Изье, никогда не интересовался женщинами.

Бланкиссима полагала, что именно это и определило судьбу будущего Скорбящего, в отличие от многих своих родичей почитавшего тягу к юношам греховной. Преступить же через себя, как сделал его отец, завести семью и окунуться в дворцовые интриги он тоже не хотел. Оставалась Церковь. Попав в нее, Жорес нашел себя. В двадцать пять он уже был доверенным секретарем Его Святейшества, в тридцать четыре его назначили расследовать историю с несостоявшимся покаянием Шарля Тагэре, последствием чего стала ссылка его преподобия Доминика и назначение Жореса-Иллариона на его место. Но чего ему нужно от нее?

Антонианцы и циалианки никогда не враждовали, но и союзниками их назвать было нельзя. Их объединяло разве что право на занятия магией и неприязнь к долгие годы главенствующим в Церкви эрастианцам. В глубине души Диана побаивалась, что епископ узнал, что она в своих заклятиях несколько перешла границу дозволенного. Но все оказалось гораздо проще и приятнее. Его преподобие пригласил ее осмотреть старинные фрески, найденные им под толстым слоем штукатурки. Диану никоим образом нельзя было обвинить ни в излишней чувствительности, ни в религиозном фанатизме, но, увидев обещанные изображения, она была потрясена.

К несчастью, сохранился лишь центральный триптих, изображающий Творца в трех его ипостасях Создателя, Судии и Заступника, части фресок «Великой Кары» и «Последнего Суда», полностью уцелел «Первый грех» и «Откровения», где заснувшему в пустыне праведному Амброзию открылся Свет Истины, каковую он, пробудившись, и понес к людям.

Илларион не торопился, дав гостье время прийти в себя. Наконец Диана с видимым усилием отвела взгляд от отрешенного лица Судии-Кастигатора и повернулась к епископу.