Вера Камша - Лик Победы

– Это не слухи! – вскинулась Айрис. – Герцог Алва – мой жених, и он узнает все!

– Герцогиня Окделл, – Катари лишь слегка повысила голос, но Айри вздрогнула и захлопала глазами, словно ей за корсаж бросили кусок льда. – Благодарю вас, но я пока еще королева Талига. И я не позволю дотрагиваться до себя забывшим свое место выскочкам! Вы хотели прочесть, что я писала этой ночью? Извольте!

Катари придвинула к себе Книгу Ожидания, подняла обеими руками и тряхнула. Выпало несколько листков, три упали на стол, один, кружась, опустился на пол рядом с юбкой ее величества.

– Читайте, хотя не думаю, что вы и ваш почтенный батюшка разбираетесь в правилах стихосложения. Это не счета за мыло и не долговые расписки!

Луиза Арамона повидала в своей жизни множество счетов и расписок, но формулу великого Веннена – два раза по четыре строчки и два раза по три – она тоже знала. Катарина Ариго ночами писала сонеты, а Манрик в очередной раз остался с носом. Разбитым. И он отнюдь не производил впечатления человека, склонного прощать. Выходцев останавливают старыми заклятиями и четырьмя свечами, а вот долго ли удастся заклинать Манриков именем Ворона, тем паче тот о своей якобы помолвке ни сном ни духом?

Клемент сидел на сумке и чистил усы. Всем своим видом его крысейшество показывал, что готов немедленно пуститься в путь. В Сакаци крыс процветал, стоило ли брать приятеля с собой? Насчет своей участи Робер не загадывал, но Клемент имел все права на счастливую и долгую жизнь, хотя крысы, кажется, живут года четыре, не больше. Если смотреть с этой колокольни, его крысейшество старше своего хозяина лет на двадцать. Клемент, почувствовав взгляд, загадочно дернул хвостом, чихнул и посеменил к Роберу. Герцог позволил крысу вскарабкаться по спине на плечи. Будь что будет, а приятель отправится в Талиг. Он везучий, ему ни кошки, ни войны нипочем!

Крысиная шерстка привычно щекотала щеку. В галерее Эпинэ прорва Повелителей Молний – кто с мечом наголо, кто с соколом на плече, и ни одного с крысой. Он будет первым и последним. Хотя вряд ли ему случится позировать художнику. Робер решительно сунул пискнувшего Клемента в сумку. Пора было идти, но как же не хотелось!

Странные все же твари люди. Зверю хорошо, когда он силен, сыт и свободен, человеку этого мало. Он сам на себя охотится и сам себя ест. Кто заставил деда, отца, братьев сражаться за, в общем-то, неправое дело? Кто вынуждает Робера хранить верность фантому, тому, чего нет и, наверное, никогда не было? Герцог Эпинэ может остаться в Алате, охотиться, пить, есть, жениться, наконец. Разумный человек так бы и поступил, а он метался по Сакаци, как волк по клетке. Что ж ты, мой дорогой, когда дверцу открыли, пятишься назад? Ехать так ехать! Герцог Эпинэ перекинул через плечо сумку с крысом, одернул куртку, подхватил плащ.

Матильда позаботится о Мэллит, сюзерен – о Дике, и вообще, если решил, делай и не оглядывайся. Вино выпито, последние слова сказаны, а прошлое цепляется за ноги, как колючий степной вьюн. Закатные твари, хватит себя жалеть!

Повелитель Молний почти выбежал из своих покоев, промчался полутемными коридорами в противоположную от комнатки Мэллит сторону и спустился во двор. Под ногами темнели заботливо политые камни, пахло еловым дымком и жареным мясом – на поварне готовились к празднику, но во дворе о предстоящем веселье напоминали только огромные кучи хвороста и ждущие своего часа бочки с вином. Кто-то маленький и хитрый, затаившийся в уголке души, зашептал, что один день ничего не изменит и вообще напоследок можно повеселиться. Можно, конечно; можно вообще не уезжать. Робер ускорил шаг, стараясь не глядеть по сторонам. Он решил, и он не свернет.

До разговора с Мэллит еще была возможность отступить, теперь такой возможности нет. Если он останется, гоганни решит, что он солгал. Если он задержится, он столкнется с сюзереном. Нет, нельзя ему оставаться…

На конюшне пили, и это было хорошо, потому что пьяного ничем не удивишь. Ну приспичило гици на ночь глядя куда-то ехать, его дело. Сам взялся седлать коня? И вовсе хорошо!

Старый Калман, нос которого был еще ярче, чем обычно, отворил двери и заговорщицки подмигнул:

– Золотая Ночка, гици. Не мешает погреться.

– Золотая? – переспросил Робер и понял, какую чушь сморозил.

– Она, родимая, – брови Янчи взмыли вверх. – Да еще и полнолуние… Переждали бы, мало ли…

– Ничего со мной не будет.

– Ну, дело хозяйское, – пожал плечами конюх, спихивая со стола живо заинтересованного ужином кота. – Может, и пронесет. Только с коня не сходите. Да не оглядывайтесь, хоть бы маменька родная вас кликала.

– Не буду.

Некому его кликать. Мать далеко, сюзерен тоже, Матильда будет скакать между костров, Мэллит он не нужен, а его крысейшество и так с ним.

– Гици!

– Вица?! Сдурела! – Калман оторопело уставился на заплаканную девушку, та в ответ только носом шмыгнула.

– Гици, возьми меня с собой.

Вица была одета для дороги, но кое-как. Косы с яркими лентами, кожушок расстегнут, под ним праздничная вышитая кофта и монисто из образков и эспер. Ясно, наряжалась к празднику, но что-то случилось. Схватила одежку и галопом на конюшню.

– Вовсе стыд потеряла, – наставительно произнес конюх. – Вот отцу расскажу…

– Я убью его! – выпалили Вица. – И Магду убью! Вот те знак святой, убью.

– Ну и дура, – припечатал Янош, – нашла за кем бегать. За Балажем Надем! У него на каждой опушке по подружке, а в каждой корчме – по вдове. Шла б умылась, праздник, чай!

– Я тут не останусь, – завела свое Вица. – Гици, вы все одно едете, возьмите до Яблонь. А то в Золотую Ночь одной на дороге…

Робер с сомнением поглядел на конюха. Тот подмигнул:

– А и возьмите! Не уймется она… Да и вам веселей будет. И у куста, и под кустом. Ишь чего удумали, в Золотую Ночь разъезжать!

Иноходец был осведомлен, что в Золотую Ночь по дорогам бродят сплошные закатные твари, но сам он таковой не являлся, да и Вицушка была Вицушкой, семнадцатилетней дурехой, рассорившейся с дружком и сбежавшей к родичам. Будь она упырицей, не болталась бы по замку, не было б на ней эсперы, да и кони с Клементом забили бы тревогу.

– На лошадь заберешься?

– Як бы гици руку дал…

Робер протянул руку, Вица уцепилась и ловко устроилась за спиной Робера. Пальцы у нее были горячие и сильные, с ней было все в порядке, а вот он после агарисских чудес вконец одурел, везде ему нечисть видится. Эпинэ сунул Калману пару золотых.

– Выпей за мою удачу, она мне понадобится.

– За нами не задержится, – рассмеялся алат. – Возвертайтесь поскорее. Ну, Вица, смотри, не затащишь гици в хоровод да на сеновал, грош тебе цена!

Вица фыркнула сквозь слезы, конюх заржал не хуже жеребца и распахнул дверь конюшни.