Вера Камша - Лик Победы

В дворцовых парках жгли листья, горьковатый дым пробирался всюду, напоминая о приближающейся зиме, но Луизе это нравилось. Она всегда любила осень, даже когда не знала, что Рокэ Алва родился на седьмой день Осенних Волн. Этой осенью герцогу исполнится тридцать семь, надо заказать молебен, если, конечно, ее отпустят в храм, хотя почему бы не отпустить? Покидать покои Алисы запрещено только Катарине, свитские могут входить и выходить почти свободно. От тех, кого держат за сторонников королевы, ждут какой-нибудь глупости, те, кто шпионит для Манриков, должны отлучаться для доносов. Она и сама честно рассказывает кансилльеру обо всем, что видит. Другое дело, что видит она мало: королева отнюдь не была дурой. Луиза тоже, но об этом Манрик не знал, а о том, что думает доносчица, не спрашивал.

– Госпожа Арамона, вас проводить? – гвардеец изо всех сил старался быть любезным. Шпион? Или провинциал, для которого любая придворная рожа – большое начальство?

– Не стоит, я просто пройдусь по саду. Душно.

– Да, сударыня, – согласился молодой человек, распахивая дверь в Летний садик, где правила бал осень. – Когда вернетесь, позвоните.

Луиза кивнула и спустилась по пологим ступенькам. В полумраке белели статуи, к носу мраморной астэры [69]прилип желтый лист, на плече веселого лесного духа сидела сумеречная сойка, под ногами скрипела каменная крошка, обиженно журчал одинокий фонтанчик. Садовники еще и не думали укутывать кусты роз сосновыми лапами, вовсю цвели георгины, дымчатые лилии и дриксенские астры. Эти бледно-лиловые звездочки на тонких стебельках убивают только настоящие морозы, а до них еще далеко. Может быть, сорвать несколько веток? Цветы могилу – и ту оживят, а тут как-никак королевские покои, хоть и заброшенные.

Луиза забралась в пахнущие то ли лимоном, то ли полынью заросли и вдохновенно принялась ломать хрупкие стебли. Это отвлекало от выходки Айрис, с которой нужно что-то делать… Дурочка загоняет себя в такую яму, из которой не выбраться. Разве что Ворон и впрямь на ней женится, с него станется, но тогда воспитанница из огня угодит в полымя.

Арнольд, раздери его наконец закатные твари, был скотиной, а маменька и господин граф соизволили объяснить дочери, что с ее внешностью нужно лопать то, что ей купили. И она лопала, но всякий раз, когда муженек гулял на стороне, ей хотелось выть. От унижения, обиды, чего-то непонятного и злого, что раздирало душу на куски. А что станется с Айри, когда Рокэ отправится хоть к королеве, хоть к Марианне? Святая Октавия, девчонка с ума сойдет, хотя ей-то какое дело? И вообще, курица еще и яйца не снесла, а она, дура эдакая, уже кошек от цыплят гоняет…

Луиза сорвала еще несколько веток, попятилась назад и налетела на кого-то живого.

– Их можно поставить в яшмовую вазу.

Катарина! Тьфу ты пропасть, подкралась, как привидение!

– Ваше величество…

– Я просила называть меня по имени, и вы обещали. Правда, это было раньше… До смерти его высокопреосвященства. Святая Октавия, если б кто-то мне сказал, что я стану сожалеть о человеке, которого считала своим главным врагом… И врагом Талига…

А если бы кто сказал, что Луиза Арамона станет на сторону коронованной шлюхи… Что она, кстати говоря, здесь делает? Подышать захотелось?

Вдова капитана Лаик переложила цветы в левую руку и вздохнула:

– Смерть его высокопреосвященства – большой удар для Талига.

Для Талига…. А для Рокэ Алвы? Они ведь ладили. Он уже знает? Конечно, знает, он все знает. Если б он захотел, он уже был бы тут.

– Манрики были руками Дорака. – Королева сорвала ветку астр, и Луизе не осталось ничего другого, как присоединить ее к своему букету. – Но руки без головы могут только разрушать. На радость Гайифе и Дриксен. Если будет восстание, страшно подумать, сколько прольется крови.

И что прикажете отвечать? Соглашаться? Спорить? Разинуть рот и выпучить глаза? Врет она или нет? Леворукий разберет, но Манрики от ее вранья лучше не станут. И хуже не станут, потому что хуже некуда.

– Создатель защитит невинных, – на всякий случай пробормотала Луиза.

Катарина не ответила, сорвала еще несколько астр, поднесла к лицу. День стремительно угасал – осень, куда денешься.

– Лучше выйти из зарослей, – королева бережно раздвинула стебли. – Пусть видят, что мы здесь…

Правильно, пусть видят. Они собирали астры, только и всего. Утром Манрик спросит, о чем они говорили. И она ответит, что о цветах и о смерти Сильвестра.

– Как скажете, ваше величество.

– Катарина, – мягко поправила королева. – В моем теперешнем положении титул – издевка.

А положение у тебя незавидное, хотя после сонетов Манрик должен поутихнуть. После сонетов и после Айрис… Рыжий кобель выставил себя полным дураком. И так и надо, не лезь, куда не просят!

Королева Талига и ее придворная дама медленно брели между кокетливых статуй. Катарина молчала, глядя куда-то вдаль. Надо полагать, на окруженный ореолом лунный диск. Ночь будет холодной и ясной, а завтра начнется осень. Предпоследняя осень Круга Скал.

– Луиза, – королева резко остановилась, – это правда?

Закатные твари, о чем она? Что Луиза Арамона шпионит для Манриков? Правда, что шпионит. Неправда, что на Манриков.

– Я не понимаю…

– Айрис Окделл… Она выходит за Ро… за герцога Алву? Вы это знали? Знали и молчали!..

А вот теперь Луиза едва не упала. Она ожидала чего угодно, но не этого, а Катарина судорожно сглотнула и заговорила. Быстро, лихорадочно, словно боясь, что ее остановят.

– Я понимаю, – руки королевы теребили цветы, руки жили, а лицо было совсем мертвым, – я все понимаю… Он должен жениться… Но если он женится, я умру. И если он умрет, я тоже умру, потому что не могу без него. Понимаете, не могу! Когда он уходит на войну, я не живу, а он живет только на войне. Ты знаешь, как я цепляюсь за свою красоту… Ради него… Айрис хуже меня! Она глупа, упряма, а в постели будет никакой. Я это вижу, я говорила с ее матерью. Дочь будет такой же… Жилистой, худой, с бледными губами. О да, лучше северянка, чем кэналлийка или мориска. Она ему быстро наскучит, он вернется ко мне… Но как же я ее ненавижу!

Закатные твари! Закатные твари, Разрубленный Змей и Леворукий со всеми своими кошками… Вот тебе и скромница… Мы хотим маршала и не хотим, чтоб он женился. Мы ревнуем, и мы даже не врем…

– Ваше величество, успокойтесь.

– Простите, – королева отшвырнула изувеченные цветы. – Я… Мне в последнее время так страшно… Королева не должна быть слабой, но я больше не могу. Карл – мое отражение. Они все спрашивают, кто его отец… Леонард, Колиньяр, тессорий… Я не могу называть его кансилльером… Манрик не кансилльер, а Агний не кардинал… Это куклы, злые куклы! Они все знают, всегда знали, но им не нужна правда. Они не могут обвинить Рокэ Алву в прелюбодеянии – без его шпаги им конец. И они не признают Карла сыном Фердинанда. Они хотят развести его со мной и женить на Лионелле Манрик. Женить до возвращения Рокэ.